Тан Тван Энг - Сад вечерних туманов

— Выпей это. Может, подкрепит твой организм. Я сама его варила. Женьшень в него добавила.

Бульон был отвратительно невкусный, но я понимала, что лучше проглотить его, чем отказать ей.

— Мы позвонили твоему отцу, — сообщила Эмили, придирчиво следя, чтобы я выпила из чашки все, до последней маслянистой капли. — Он хочет, чтоб ты вернулась в К-Л.

Я отерла губы.

— Никуда я не уеду.

— Вот еще, ты ж не сможешь и дальше тянуть сама по себе! — выпалил Магнус, который, вернувшись, стоял в ногах моей койки. Сестра через всю палату сделала ему знак — «пожалуйста, потише», и Эмили наделяла ее извиняющейся улыбкой.

— Магнус, я не ребенок, — сказала я.

— Ты слышала Ли: та женщина могла убить тебя. Езжай домой, в К-Л. Ты всегда сможешь снова вернуться сюда, как только снимут Чрезвычайное положение.

— И когда такое произойдет? — съязвила я. — Может, вы мне скажете?

Эмили тронула Магнуса за руку, и тот, с видимым усилием, взял себя в руки. Вздохнул.

— Пошли, Лао Пуо, — сказал он Эмили. — Прекрати утомлять ее своей болтовней — пусть глупая девчонка отдохнет немного.

При неохотном содействии сестры я доковыляла до кабинета д-ра Йео, чтобы позвонить отцу. Кабинетом служила большая солнечная комната в конце длинного коридора, и у меня пот градом катился со лба, когда я туда добралась. Доктора не было, и сестра, после выраженного ею беспокойства и резких слов с моей стороны, наконец-то ушла обходить больных.

— Слава богу, ты цела, Линь! Я прямо извелся, переживая за тебя, — сказал отец. — Завтра я еду в Сингапур. Не знаю, сколько там пробуду, но я пошлю своего шофера за тобой в Маджубу. Только дай мне знать, когда тебя выпишут.

— Я в полном порядке. Ничего серьезного.

— Ничего серьезного? На тебя совершено нападение! Тебя ножом ударили! Я считаю, что ответственность за это несет Магнус.

— Это я убедила Магнуса позволить мне пожить самостоятельно, отец. Надеюсь, ты не сказал маме про случившееся?

— Не сказал. Только в любом случае от этого никакого проку: она больше не узнает ни меня, ни Хока.

«И ты должна быть здесь, чтобы ухаживать за ней», — вслух он этих слов не произнес, но я умела слышать его мысли.

— Магнус предлагал нам безопасное место, чтобы спрятаться на время войны, — сказала я. — Ты мне об этом ни разу не говорил.

— Под опекой его японского дружка? Это было неприемлемо, — отрубил отец. — А ты … работать на японца! После того, что они нам причинили…

— Юн Хонг была бы сейчас жива, если бы ты принял предложение Магнуса. Мы все были бы невредимы. И мама не была бы… Она и сейчас была бы в отличном здравии.

— Думаешь, я не искал вас? Не делал всего, что было в моих силах, чтобы выяснить, что сталось с тобой и Хонг? Я счет потерял тому множеству джапов, которых я умолял сообщить мне, что с вами. Я давал им столько денег, сколько они просили. Но они дурили меня! Говорили, что знать ничего не знают. Уверяли, что вы ни в каких их документах не значитесь.

— Не хлопочи посылать сюда своего шофера, отец, — сказала я. — У меня нет никакого намерения уезжать отсюда.

Ответом мне было молчание.

Потом он повесил трубку.

Когда в тот же день вечером я проснулась, Аритомо сидел на том же стуле, на каком прежде сидел Магнус. Он отложил книгу («Трепет листа» Сомерсета Моэма) и подошел к тумбочке, на которой стояли судки. За окном было уже темно.

— Который час? — спросила я, усаживаясь среди подушек.

— Седьмой пошел.

Он раскрыл судки, извлек верхнюю кастрюльку и подал ее мне. Я заглянула в нее и улыбнулась, покачав головой. Движение вызвало болевые судороги на лице.

— Суп из птичьего гнезда, — выговорила я, когда боль отступила. — Я живо вновь вернусь к работе!

— Значит, ты остаешься?

— Монсун еще не начался.

Он подошел к окну. Вплотную приблизив лицо к стеклу, вглядывался в небо. И сказал:

— Думаю, в этом году он задержится.

Он навещал меня в больнице каждый день, пока я выздоравливала. Всегда приносил с собой судки с супом из птичьих гнезд и следил, чтобы я непременно его съедала. Потом он вывозил меня в кресле-каталке в больничный сад.

Сад этот представлял собой всего лишь широкий, идущий под уклон газон, обсаженный по бокам кустами гортензии. Пока он катил меня по дорожкам, мы, раз за разом, планировали и перепланировали этот садик.

— А Чонг завтра женится, — сообщил как-то вечером Аритомо. — На какой-то девушке из Танах-Раты. Это его мать устроила. Он пригласил нас, но, учитывая, в каком ты состоянии, я счел за лучшее отказаться.