Чекист взял служебную машину, и они поехали к Есенину – где пьянствует поэт, он знал всегда. Примчались к Вольфу Эрлиху. Постучались, никто не отвечает. Дверь тронули, а она не заперта. В квартире сплошные натюрморты: один – из пустых бутылок и остатков закуски – на столе, второй на диване – в образе пьяного Есенина, Эрлих пусть и приподнялся с канапе, но все равно – натюрморт. Узнал кое-как жену поэта и обрадованно протягивает записку. «Мне, – лопочет, – посвящено самое последнее стихотворение, и не кому-нибудь, а мне. Кровью…»
Глаза от блаженства закатывает, физиономия самодовольная. Записку сначала чуть не в лицо совал, потом за спину прятать начал – нашел время для игрушек. Пришлось чекисту вмешаться. Глянула жена в листок и обомлела – стихи действительно кровью написаны, и в них: «В нашей жизни умереть не ново, но и жить, конечно, не новей», – стихи, которые через день-два стали известны всей России. Но жена об этом еще не знала. Протянула записку чекисту. Тот прочитал и, ни слова ни говоря, направился к столу, слил недопитое в один стакан и протянул Эрлиху. А много ли полумертвому надо, три глотка сделал и, не успев доползти до канапе, захрапел на полу.
План свой чекист объяснил уже в машине, когда они увозили пьяного Есенина в деревушку под Гатчину, где жила богомольная старуха. У нее больного и оставили. А он, по их мнению, был, без сомнения, болен, потому как не станет здоровый человек вскрывать вены и писать предсмертные стихи. Они почему-то не придали значения последней строчке, в которой говорилось о жизни, не Бог весть какой оптимизм, но надежда все-таки брезжила. Перестраховались.
Старуха была знаменитой травницей и знала всяческие заговоры. Чекист, хоть и значился в партии, верил целительнице больше, нежели докторам. У меня есть подозрение, что сам он был влюблен в жену Есенина. Травить поэта он, разумеется, не собирался, но отворотить от жены – вполне вероятно, потому что в конце концов так и случилось. Но чекисту она все равно не досталась. Жить ему оставалось считаные дни. А пока для начала попросил старушку напоить Есенина какой-нибудь травкой, чтобы подольше не просыпался. Велели ходить за ним как за собственным сыном и обещали навестить дней через десять.
Надобность в жертве вроде как отпала, но пятая жена, несмотря на все свои достоинства и неописуемую красоту, оставалась прежде всего женщиной и была любопытна, как все мы, грешные. Захотела расспросить Звезденко – кто он, откуда и что успел натворить, заодно и попросить его потолкаться в людных местах, пока Есенин отлеживается.
Принесла с собой хорошего вина и села слушать. И Звезденко признался во всем. Не потребовалось ни угроз, ни упрашиваний – настолько измучила его маска. Все рассказал – и про гастроли, и про многочисленных женщин, и про Константинополь, надломивший его. А когда дошел до желания повеситься, пятая жена рассмеялась и сказала: «Ты уже совсем в образ влез. Желание повеситься – это профессиональная поэтическая болезнь. Мой тоже сегодня чуть не повесился, даже предсмертные стихи кровью написал».
Сказала от раздражения – перенервничала за день – совершенно не думая, что наступит на самую больную мозоль.
«Здесь-то я его и обойду!» – закричал Звезденко и пустился сравнивать себя с Есениным. О поэтической гениальности он не рассуждал, да и смешно было, а вот в силе характера великого поэта он засомневался. Получалось, что слабоват Есенин против него. Звезденко не струсит, не спасует перед бездной, не испугается петли. Звезденко всем докажет, что он не какой-нибудь там фанфарон. Пятая слушала этот бред, слушала да и плеснула маслица. Молодец, мол, перещеголяешь кумира, и за твоим гробом половина Москвы пойдет, даже из Рыбинска и Вологды народ приедет, не говоря уже о Рязани, лучшие женщины твою могилу горючими слезами зальют, памятник над тобой поставят… Сказала, чтобы прекратить глупый трагифарс. Даже возражений слушать не стала, отправилась отсыпаться к подруге.
А утром к ней врывается знакомый чекист и велит включить радио. Включила и услышала, как глубокий баритон Левитана прискорбно сообщает о безвременной кончине знаменитого поэта Сергея Есенина. Чекист уже и в «Англетер» успел съездить, все видел собственными глазами, только не мог понять, каким образом Есенин успел протрезветь и вернуться в гостиницу. У него даже версия появилась, что убили его под Гатчиной и уже мертвым привезли в Ленинград. Опасная версия – пришлось открывать ему историю Звезденко. Выложила, не утаивая, не обеляя себя, и в слезы. Ведь, можно сказать, чуть ли не собственными руками петлю на человека надела, какой бы он ни был, а все равно… не легче.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу