Фридрих Дюрренматт - Лабиринты

– Вали отсюда, Мани! – рычит трактирщик. – Слышь, вали! – И трактирщик бухается на колени. – Отче наш, иже еси на небесех!

Крестьяне подхватывают молитву:

– Да святится имя Твое…

Только старик Гайсгразер барахтается в снегу.

– Вот лопнет луна, – стращает он, – хлынет гной из ее нутра, и настанет конец света! – Старик вопит, взвизгивает, захлебывается от смеха.

Крестьяне молятся:

– Да приидет царствие Твое…

Мани, видно, не понял, что он свободен, и неподвижно сидит под деревом.

– Да будет воля Твоя, яко на небеси, и на земли…

Мани наконец встает на ноги, и в этот миг у края пылающей багровой язвы в черноте неба вспыхивает ослепительно-белая искра.

– Она возвращается! – орет Херменли Цурбрюгген. – Луна возвращается! Луна!

Крестьяне вскидывают головы, гремит общий радостный вопль, все страхи улетучиваются – ослепительно-белая искра превращается в кусок прежней полной луны.

– Руби! – вопит трактирщик.

Рес и Бинггу взмахивают топорами и рубят, удар за ударом, могучими ударами рубят ствол, под которым сидит Мани, привалившись спиной к стволу, вытянув ноги на снегу, призрачно-багровый цвет снега с каждой секундой бледнеет; потом рубят Ноби и Хиргу, луна выступает больше – она все ярче, все великолепнее – из-под кровавой язвы, и та наконец растворяется без следа, а звезды гаснут; теперь рубят Хинтеркрахен, и старый Цурбрюгген, и Эбигер, и Фезер, и Эллен, и Бедельманн, и все остальные, и трактирщик, – каждый подскакивает к дереву, ударяет топором, еще удар, еще; красный бук валится, в эту минуту в вышине опять сияет полная луна, как до затмения, – большая, круглая, кроткая, мирная, льет она с небес серебряный свет.

– Надо вытащить его из-под ствола, – командует трактирщик, – ствол-то страх какой толстенный, Мани, кажись, в лепешку раздавило, сколько я вижу. Да, каша там.

Поэтому трактирщик слегка разочарован, когда в восемь утра, как рассвело, Латчер отказывается взглянуть на труп, сказав, он, мол, верит, что с Мани произошел несчастный случай, ну так чего ради труп осматривать.

Впервые за все время с того вечера, когда он вошел в трактир, явившись из зимнего мрака, Латчер покинул комнату наверху и спустился в трактирную залу. В шубе и сапогах, он сидит за длинным столом и пьет кофе с молоком из огромной чашки, напротив сидят Фрида и Энни. Трактирщик замечает: а руки-то у Латчера вроде трясутся, и вообще он разом постарел, лицо серое, бледное.

– Деньги наверху, – говорит Латчер.

Трактирщик, грохоча сапогами, взбегает по лестнице, распахивает дверь комнаты. На столе у окна – чемодан, незапертый, трактирщик откидывает крышку – деньги на месте. В постели нежится Лизетта, жена трактирщика.

– Мани угораздило под сваленный бук попасть. – Трактирщик не отрываясь смотрит на пачки денег. – Рубили на новые стропила для церквушки.

– Да мы слышали удары, – зевая, отвечает Лизетта.

Трактирщик все пялится на пачки денег, потом начинает пересчитывать:

– Десять тысяч, десять тысяч, десять тысяч… Э, погоди-ка, тут… десять тысяч, девять тысяч… – Он пересчитывает заново: девять тысяч, десять тысяч, восемь тысяч. – А-а, это вы, бабы, взяли деньги, каждая по тысяче!

Лизетта смеется:

– А ты как думал? Не задарма же. Или цена не устраивает? У нас найдется что рассказать.

Закрыв чемодан, трактирщик уносит его в спальню. Уже собираясь запереть дверь, он спохватывается, что у жены тоже есть ключ от спальни, и, забрав чемодан, спускается вниз. Латчера в трактирной зале нет. Трактирщик видит это еще с лестницы и спрашивает Энни, где Ваути.

– Почем я знаю.

Трактирщик велит ей идти в кухню мыть посуду, Энни ухмыляется:

– И не подумаю. Я там ничего не забыла.

Трактирщик орет на Фриду, почему она сидит сложа руки, когда работы невпроворот. Фрида заявляет, что она ему больше не прислуга: работать ей теперь незачем, она дочь миллионера и в скором времени станет невесткой другого миллионера, то бишь его самого, трактирщика, она же выходит замуж за его сына Зему. Трактирщика бросает в пот, и тут в маленьком оконце он видит: мимо проезжает «кадиллак».

Выехав из деревни, автомобиль все больше удаляется вниз по склону, направляясь к выходу из долины; у скалы, за которой дорога уходит в лес, Латчер сбрасывает скорость, догнав идущую по дороге жену мертвого Мани. Ее, Клери, дочь Цурбрюггена, Латчер не видел сорок лет. Она тащит чемодан. «Кадиллак» останавливается. Клери идет своей дорогой. Латчер опускает стекло, высовывается из машины: