Конн Иггульден - Воронья шпора

Ричард Глостер поднял вверх согнутую в локте правую руку, и по колонне пробежал приказ остановиться. Братья переглянулись и вдвоем отъехали вперед, к стенам, под отголоски топота копыт и скрежета под ними камешков, отражавшиеся от стен. Широкие стены башни Миклгейт-бар возвышались над ними со всеми своими окнами и переходами, символизируя державную власть, провозглашая Йорк центром торговли и силы.

Сыновья Йорка осадили коней перед воротами, немного опередив появившегося над их головами неуклюжего человека.

Встревоженный, побагровевший, покрывшийся испариной, мэр Холбек размахивал стопкой бумаг, как будто документы могли чем-то помочь ему. Он никак не мог открыть рот, и Эдуард заговорил первым:

– Я пришел сюда не как король Англии, но как герцог Йоркский. Все вы видели мои знамена. Владения моей семьи находятся рядом с городом. Я прошу вашего разрешения с миром войти в город, для того лишь, чтобы купить пропитание и отдых для моих людей. И сверх того, я не имею никаких претензий к городу, носящему мое имя… к городу, на стенах которого были выставлены головы моего отца и брата – как раз там, где вы сейчас стоите, сэр!

Последняя фраза заставила мэра затрепетать, и он еще сильнее стиснул свои бумаги. Впрочем, Холбек не был ни дураком, ни трусом. Глядя сверху вниз на обоих Йорков, он чувствовал их решительный настрой. За спинами их стояло войско, похожее на стаю голодных волков, готовых потребить все имеющиеся в городе съестные припасы и выпить весь эль. Мысль эта заставила правителя города критически покрутить головой. Кроме того, он подумал и о собственных дочерях.

– Милорд, я знаю, что вы – человек чести, – заговорил мэр. – И уверен в том, что могу положиться на ваше слово. Если вы дадите мне клятву, я прикажу открыть ворота. Выберите… дюжину людей, которые войдут с вами в город и заберут все необходимое вам продовольствие. Я не могу сделать большего, не нарушив свою присягу Ланкастеру. Не могу пойти на большее, милорд, хотя, может быть, и хотел бы этого.

Холбек сомкнул губы и склонил голову. Эдуард посмотрел в сторону.

– Это лучше, чем ничего, – пробормотал Ричард. Брат его кивнул и как следует набрал перед ответом воздуха в грудь:

– Очень хорошо, мэр Холбек. Даю вам слово от собственного лица и от всех, кто подчинен мне, в том, что мои люди в вашем городе не обнажат оружие, что они не причинят вам ущерба и не нанесут оскорблений чести горожан. А теперь я с вашего разрешения войду в город со своим братом и дюжиной избранных мною людей, чтобы раздобыть еду и питье для тех, кто еще любит Йорков.

Затем король вновь наполнил воздухом легкие, чтобы голос его разносился подальше – до ушей тех сотен людей, которые сейчас собрались за стеной, прислушиваясь к каждому слову:

– Но если кто-нибудь из горожан Йорка захочет присоединиться к моему войску, я охотно приму его! A если таковых не найдется, я не забуду этого, когда вернусь! Я – герцог Йоркский, по праву наследования от своего отца. Я – Эдуард Плантагенет, глава своего дома. Клянусь именем Христа и своей честью!

Мэр дал знак своим людям внизу, и они подняли засовы и сняли цепи. Эдуард подождал, пока за его спиной собралась дюжина людей, а потом въехал в ворота. Он не дрогнул, оказавшись в тени башни, но во внутреннем дворе остановился и развернул своего коня, чтобы бросить взгляд на череду вделанных в камень железных кольев.

– Вот они, Ричард. Эта анжуйская волчица насадила голову нашего отца на один из них… обмазав смолой и увенчав бумажной короной.

Посмотрев на старшего брата, Глостер увидел, как блеснули его глаза, и подумал, что тот, пожалуй, способен нарушить клятву, давшую им возможность въехать в город. Со всех сторон за ними наблюдала городская стража, в руках некоторых еще оставались арбалеты, и все они были смущены тем, что этот человек, бывший король, указывает на то место, где когда-то была выставлена голова его отца.

– Жаль, что я тогда не был рядом с тобой, – отозвался Ричард. – Но я был еще ребенком, когда ты победил при Таутоне. И сейчас отдал бы все на свете за возможность оказаться подле тебя в тот день.

Эдуард поежился:

– Нет, если б тебе выпало побывать там, ты не стал бы так стремиться обратно. Тот день, ясный и ужасный… – он прикоснулся к своей голове, – навсегда застрял в моей памяти. – Затем вновь поглядел на Миклгейт-бар. – А когда солнце поднялось снова, я поднялся на эту стену и снял с нее головы нашего отца и нашего брата Эдмунда. Обмазанные смолой, они потеряли всякое сходство, хотя волосы отца я узнал… – Эдуард умолк, горе перехватило его дыхание. – Она хотела еще сильнее оскорбить нас, показать, что наш отец мог претендовать только на бумажную корону. И все же, Ричард, я – его сын, и я был коронован золотой короной! Я сидел на королевском престоле и сражался под своим королевским стягом.