Конн Иггульден - Воронья шпора

– Но можно ли доверять Глостеру в такой ситуации, ваша милость? – спросила она. – Он действительно хочет возвести на престол одного моего сына и сберечь жизнь другого? Согласитесь, что в этом все дело, не так ли?

Старик долго молча смотрел в огонь. Губы его все это время шевелились, и наконец он выплюнул на ладонь небольшой кусок скорлупки.

– Как мне кажется, у вас нет никакого выбора, миледи. Лорд-протектор настаивает, а, как вы помните, брат его уже позволял себе вторгаться на освященную землю. Мне горестно говорить вам подобную вещь, миледи, однако я опасаюсь за жизнь вашего сына, если он останется здесь. Желание извлечь его из Убежища стало для Глостера каким-то наваждением. Послушайте меня. Вы должны кому-то довериться. Я пригляжу за тем, чтобы все было хорошо, не опасайтесь этого.

Элизабет посмотрела на белобородого старца, пытаясь представить, каким образом он может остановить нападение вооруженных людей. Она не стала говорить о том, насколько близко подходили солдаты ночью к ее дому, когда все монахи спали. Эти твари, кровавые, грязные, злобные, стояли под ее окном, расхаживали вокруг, звеня оружием и бормоча угрозы… И она, наконец, и в самом деле решила, что рано или поздно они ворвутся в дом. Королева понимала, что они действительно способны на это, что подобные вещи случались и что обидчики оставались безнаказанными. Она боялась не только за себя, но и за дочерей. Эти мужланы за ее окном придумывали все более злые и худшие угрозы. Элизабет никому не рассказывала об этом, но терпение ее было на исходе. Она уже не помнила, когда ей удавалось заснуть больше чем на несколько мгновений, – ее сон всякий раз прерывался наглыми голосами и грубым хохотом.

Королева посмотрела на архиепископа Буршье, взявшего в дряхлые руки щипцы для орехов и вертевшего их. Решать предстояло ей, хотя она чувствовала себя орехом, стиснутым щипцами настолько, что, казалось, вот-вот лопнет. Убежище было окружено целым отрядом вооруженных людей, и нетрудно было представить, что среди них найдется убийца – человек, обезумевший от старой, возможно, воображаемой обиды или оскорбления. Если ее убьют, если передушат ее дочерей, словно волки овечек, шум поднимется по всей стране, и все пальцы укажут на лорда-протектора, однако общее негодование не исцелит ни единой раны.

С другой стороны, королеву терзали ужасные опасения. Безысходно мрачные сомнения пробирались в ее разум всякий раз, когда она опускала утомленную голову на подушку… Однако пока они остаются бездоказательными! Ее сын Эдуард жив и готовится к коронации. Неужели она ошиблась в Ричарде Глостере? Он объявил ее брата изменником, и с этого мгновения никаких новых вестей об Энтони она не получала. Мысль о том, что Риверса может уже не быть среди живых, заставила ее судорожно сглотнуть.

– А эти люди, которые меня окружают, – проговорила Элизабет негромко. – Получив моего сына, они уйдут?

– Они находятся здесь исключительно ради его безопасности, миледи. Если вам угодно, я потребую этого, – пообещал архиепископ.

Искренняя вера его заставила глаза королевы наполниться слезами… Неужели дряхлый священник способен мановением руки навсегда изгнать окружившую ее злобную свору, так что та никогда больше не будет угрожать ей и ее дочерям? Тем не менее она получила шанс выменять всех своих дочерей на еще одного сына. И, в порыве смешанной с отчаянием надежды, Элизабет сделал свой выбор:

– Хорошо, ваша милость. Я передам Ричарда в ваши руки. Надеюсь, что вы и лорд-протектор позаботитесь о девятилетнем мальчике.

Слезы ручьями текли по ее лицу, хотя королева и пыталась утереть их. Она позвала сына, и принц Ричард вбежал в комнату, но, увидев крайнее расстройство матери, в гневе посмотрел на старика, как будто бы являвшегося причиной ее горя. Мальчишка залез к матери на колени и свернулся там клубком, прижавшись к ней… Королева, не скрывая больше слез, уткнулась носом в его волосы и поцеловала сына.

– Что случилось? Почему ты плачешь? – спросил тот уже с полными слез глазами.

– Ничего. Я просто посылаю тебя навестить твоего брата Эдуарда – вот и всё, – ответила женщина. – И ты не должен плакать, Ричард! Надеюсь, ты будешь сильным – как подобает настоящему рыцарю. Не забывай о том, что ты герцог Йоркский, как и твой отец. Он надеялся, что ты будешь заботиться обо мне и о твоем брате.

Элизабет крепко прижимала сына к себе все то время, которое потребовалось архиепископу Буршье на то, чтобы подняться и взять в руку палку. Старик улыбнулся и поманил к себе мальчика: