Марио Варгас Льоса - Скромный герой

Чувствуя, как бешено колотится сердце, Мабель продолжала молчать. Над головой полицейских, в зеркале под самым Сердцем Христовым, она увидела свое отражение и поразилась собственной бледности. Она была такая же белая, какими в фильмах ужасов представляют привидения.

— Умоляю выслушать меня без страха и волнения, — добавил капитан Сильва после длительной паузы. Он говорил мягко, понизив голос, точно собирался открыть важную тайну. — Потому что, даже если вам и не верится, наше частное — подчеркиваю, частное — расследование вам же пойдет на пользу.

— Объясните же мне, наконец, что происходит, чего вы хотите? — задыхаясь, произнесла Мабель. Ее раздражали экивоки и лицемерные ужимки капитана. — Говорите то, что собирались сказать. Я не наивная дурочка, так что не будем терять время, сеньор.

— Ну что ж, Мабель, тогда прямо к делу, — ответил комиссар, преображаясь на глазах. Галантных манер и уважительного отношения как не бывало. Капитан Сильва возвысил голос и смотрел теперь на девушку очень серьезно, с видом нахального превосходства. Да еще и перешел на «ты». — Мне тебя искренне жаль, однако нам все известно. Ты слышишь, Мабелита: все-превсе. Мы, например, знаем, что ты давно уже имеешь в любовниках не только дона Фелисито Янаке, но еще и другого человечка. Покруче и помоложе, чем этот старичок в шляпе и жилетке, который платит за твой домик.

— Да как вы смеете! — возмутилась Мабель, густо покраснев. — Я вам не позволю! Что за клевета?

— Лучше дай мне закончить, отвечать пока не нужно. — Уверенный голос и угрожающий жест капитана Сильвы оборвали девушку на полуслове. — Потом будешь говорить все, что ни пожелаешь, можешь и пореветь вволю, и ножками подрыгать, если припрет. А пока заткнись. Говорю сейчас я, а ты захлопни клюв. Все ясно, Мабелита?

Возможно, ей следовало уехать из Пьюры. Однако мысль о жизни в одиночестве в незнакомом городе — раньше она бывала только в Сульяне, Лобитосе, Пайте и Ясиле, никогда не выезжала за границы департамента ни на юг, ни на север и в сьерру не поднималась, — эта мысль ее пугала. Что будет она делать одна-одинешенька, без родственников и подруг? Там она окажется в большей опасности, чем здесь. Что же, ей томиться в ожидании, пока Фелисито не явится ее навестить? В гостинице скука с утра до вечера, единственным ее развлечением будет телевизор — если там есть телевизор — и ожидание, ожидание. Ничем не лучше чувствовать днем и ночью присутствие полицейского — будь то женщина или мужчина, который контролировал ее передвижения, следил, с кем она разговаривает, с кем здоровается, кто к ней подходит. Мабель ощущала себя не защищенной, а преследуемой, и это чувство совсем не успокаивало — скорее напрягало и внушало неуверенность.

Капитан Сильва ненадолго замолчал, чтобы спокойно прикурить сигарету. Не торопясь, выпустил большое облако дыма, которое наполнило гостиную запахом крепкого табака.

— Ты скажешь, Мабелита, что полиции нет дела до твоей личной жизни, и будешь права, — продолжал комиссар, стряхивая пепел на пол, принимая вид язвительного философа. — Однако нас заботит не количество твоих хахалей, будь их хоть двое, хоть десятеро. Ты имела глупость слюбиться с одним из них, чтобы шантажировать дона Фелисито Янаке, несчастного старика, который вдобавок так тебя любит. Какая черная неблагодарность, Мабелита!

— Что вы такое несете! Что несете! — Дрожа от негодования, Мабель вскочила и тоже повысила голос, но не слишком. — Я не произнесу больше ни слова, пока рядом со мной не будет адвоката. Учтите, я знаю свои права. Я…

Ну что за упрямец этот Фелисито! Мабель не могла даже предположить, что ее старичок скорее готов умереть, чем расплатиться с шантажистами. Он выглядел таким мягким, таким понимающим — и вдруг продемонстрировал всей Пьюре свою железную волю. На следующий день после освобождения у них с Фелисито состоялся долгий разговор. В какой-то момент девушка неожиданно выпалила в упор:

— Если бы похитители сказали, что убьют меня, если ты не заплатишь, ты бы допустил, чтобы меня убили?

— Ты же видишь, все вышло не так, любовь моя, — совершенно смутившись, пробормотал коммерсант.

— Скажи мне правду, Фелисито, — настаивала она. — Ты бы допустил, чтобы меня убили?

— А потом сам бы покончил с жизнью, — произнес Фелисито надтреснутым голосом, и лицо его сделалось таким торжественным, что девушке его стало жалко. — Прости, Мабель. Но я ни за что не стану платить шантажисту. Даже если смерть будет угрожать мне или самому любимому существу на свете, то есть тебе.