— Я знал, что ты мне не поверишь, папа, — со вздохом прошептал Фончито. А потом помолчал и добавил: — Но я-то прекрасно знаю, что́ я вижу и чего не вижу. А еще ты можешь быть уверен, что я не съехал с катушек. Я рассказал все как было. Точка в точку.
— Ну ладно, ладно. — Ригоберто попытался успокоить сына. — Возможно, это твой друг Пессуоло не заметил этого Эдильберто Торреса. Ну, он подошел не с той стороны, какое-нибудь препятствие помешало ему увидеть твоего собеседника. И давай-ка больше об этом не думай. Какое тут может быть еще объяснение? Твой курносый друг просто его не увидел, вот и все. Не станем же мы верить в привидения в наше-то время, точно, сынок? Забудь об этой истории, а в первую очередь — об Эдильберто Торресе. Скажем так: он не существует и никогда не существовал. Был, да весь вышел, как вы теперь говорите.
— Очередная бессовестная выдумка этого мальчишки, — позже уверяла мужа донья Лукреция. — Он никогда не оставит нас в покое. Теперь вот ему одному на футбольной площадке его школы является какой-то субъект. Что за беспорядок в этой детской головке, бог ты мой!
Однако потом именно Лукреция побудила мужа наведаться в школу «Маркхэм» (так чтобы Фончито ни о чем не узнал) и переговорить с директором мистером Макферсоном. Этот разговор дался дону Ригоберто непросто.
— Разумеется, он незнаком и даже никогда не слышал об Эдильберто Торресе, — объяснял Ригоберто супруге ночью, в час, отведенный ими для задушевных бесед. — К тому же, как и следовало ожидать, этот гринго насмехался надо мной в свое удовольствие. По его словам, абсолютно невозможно, чтобы посторонний проник в школу, а уж тем более — на футбольную площадку. Никому, кроме преподавателей и служащих, не разрешается там появляться. Мистер Макферсон тоже считает, что мы столкнулись с одной из фантазий, к которым так склонны развитые и чувствительные детки. Он предложил мне не придавать ни малейшего значения этой истории. В возрасте Фончито — это самое обычное дело, когда ребенок время от времени встречается с привидением, если только он не дурачок. Мы договорились, что не будем рассказывать Фончо о нашем разговоре. И по-моему, директор прав. Зачем обсуждать происшествие, в котором нет никакого смысла?
— А представь себе, если окажется, что дьявол существует, что он перуанец и зовут его Эдильберто Торрес? — Лукрецию обуял внезапный приступ смеха. Но Ригоберто видел, что это нервный смех.
Они лежали в постели, и было очевидно, что в этот ночной час уже не будет рассказов, фантазий и любовных ласк. В последнее время такое случалось с ними довольно часто. Вместо того чтобы выдумывать возбуждающие истории, они принимались беседовать и часто увлекались так, что все их время уходило на разговоры, пока наконец сон не оказывался сильнее.
— Боюсь, что тут не до смеха, — одернула сама себя Лукреция, снова вдруг посерьезневшая. — Это дело все больше набирает обороты, Ригоберто. Мы должны что-то сделать. Не знаю что, но должны. Мы не можем смотреть в другую сторону, как будто ничего не происходит.
— По крайней мере теперь я уверен, что это просто фантазии, вполне для него типичные, — раздумывал Ригоберто. — Вот только чего он добивается своими рассказами? Такие вещи не происходят просто так — у них всегда есть подоплека, какие-нибудь корни в подсознании.
— Иногда он бывает таким молчаливым, настолько погруженным в себя, что я умираю от жалости, любовь моя. Я чувствую, что мальчик страдает в молчании, и это разрывает мне душу. Он ведь уже знает, что мы не верим в эти встречи, и потому больше о них не рассказывает. А это, конечно, еще хуже.
— У него могут возникать видения, галлюцинации, — рассуждал дон Ригоберто. — Такое случается с абсолютно нормальными людьми, и с умными, и с дураками. Ему кажется, что он видит то, чего на самом деле не видит: все это существует только у него в голове.
— Ну конечно, это определенно его вымыслы, — подтвердила донья Лукреция. — Мы ведь считаем, что дьявола не существует. Я верила в него до встречи с тобой, Ригоберто. В Господа и в дьявола, как верят в любой католической семье. Ты убедил меня, что это предрассудки, благоглупости невежественных людей. А теперь получается, что этот несуществующий дьявол вторгается в нашу семью, — ведь так?
Лукреция снова нервно хихикнула и тут же умолкла. Теперь она была спокойна и задумчива.
— Откровенно говоря, я не знаю, существует он или нет, — признался Ригоберто. — Единственное, в чем я теперь убежден, так это в том, что ты сказала. Да, возможно, дьявол существует — вот как далеко я готов зайти. Но я не могу допустить, что он перуанец, что его зовут Эдильберто Торрес и что он тратит свое время на беготню за учениками из школы «Маркхэм». И хватит уже об этом!
Читать дальше