Марио Варгас Льоса - Скромный герой

— Конечно не позволит, — согласился дон Ригоберто. — Если бы не эти треклятые явления, я давно бы уже купил билеты. Ты даже не представляешь, как я мечтаю об этом путешествии, Лукреция. Я изучил наш маршрут под лупой, до самых мельчайших подробностей. Ты будешь в восторге, вот увидишь.

— Близнецы узнают обо всем только завтра, из объявления в газете, — рассуждала Лукреция. — Когда они поймут, что птички упорхнули, то первым, к кому они обратятся за разъяснениями, будешь ты, в этом я совершенно уверена.

— Ну разумеется, я, — кивнул Ригоберто. — Но поскольку они нагрянут только завтра, давай сегодня устроим день абсолютного мира и покоя. Пожалуйста, не будем больше говорить о гиенах.

Они попытались так и сделать. Ни за обедом, ни вечером, ни за ужином ни разу не упомянули о сыновьях Исмаэля Карреры. Когда Фончито вернулся из школы, его известили о состоявшейся свадьбе. Мальчик, который со своих первых встреч с Эдильберто Торресом вечно казался отрешенным, сосредоточенным на своих внутренних переживаниях, как будто и не придал рассказу о свадьбе никакого значения. Он выслушал родителей, вежливо улыбнулся в ответ и закрылся в своей комнате, сославшись на то, что задали много уроков. Но хотя Ригоберто с Лукрецией за весь остаток дня так ни словом и не обмолвились о близнецах, они знали: что бы они ни делали, о чем бы ни говорили, им не избавиться от тревожного вопроса — как поведут себя гиены, узнав о переменах в жизни отца? Супруги прекрасно понимали: разумной, цивилизованной реакции ждать не приходится. Ведь эти братцы не были ни разумны, ни цивилизованны — не зря же к ним, когда они еще бегали в коротких штанишках, намертво прицепилось прозвище «гиены».

После ужина Ригоберто ушел в свой кабинет и решил устроить одно из любимейших своих сопоставлений: Концерт номер 2 для фортепиано с оркестром, опус 2, Иоганнеса Брамса — в первом случае оркестром Берлинской филармонии дирижировал Клаудио Аббадо, а за роялем был Маурицио Поллини, а во втором — сэр Саймон Рэттл и Ефим Бронфман. Обе версии были замечательны. Ригоберто так и не мог решить, какой из них отдать окончательное предпочтение; он всякий раз приходил к заключению, что обе записи, столь непохожие одна на другую, в равной степени превосходны. Однако в тот вечер трактовка Бронфмана словно преобразилась: с началом второй части, Allegro appassionato, открылось нечто, определившее его выбор. Ригоберто почувствовал, как увлажнились его глаза. Вообще-то, он редко плакал, слушая музыку. Так в чем же тут было дело: в Брамсе, в пианисте, в повышенной чувствительности после дневных потрясений?

Когда подошло время ложиться, Ригоберто чувствовал себя именно так, как ему и хотелось, — очень усталым и абсолютно спокойным. Исмаэль, Армида, гиены, Эдильберто Торрес как будто остались где-то далеко позади, их вроде бы и не существовало. Может, ему удастся мгновенно заснуть? Пустые надежды. Ригоберто долго ворочался в постели без сна; в спальне было темно, горел только ночник у изголовья Лукреции, и вот, повинуясь порыву вдохновения, он тихонько спросил у жены:

— Сердце мое, а ты не задумывалась, как все сладилось у Исмаэля с Армидой? Когда и как все началось? Кто проявил инициативу? Какие шалости, совпадения, прикосновения или шуточки их подтолкнули?

— Вот именно, — прошептала Лукреция, повернувшись к Ригоберто и как будто припоминая. Она прильнула лицом и всем телом к мужу и прошептала на ухо: — Я все время думала об этом, любовь моя. С той минуты, когда ты рассказал мне об их свадьбе.

— Ах так? И что же ты надумала? Какие возможности пришли тебе в голову? — Ригоберто придвинулся еще ближе и обхватил жену за талию. — Почему бы тебе со мной не поделиться?

Снаружи, на улицах Барранко, наступила великая ночная тишина, по временам нарушаемая лишь далеким рокотом океана. А звезды видно? Нет, они никогда не показываются над Лимой в это время года. Зато в Европе они с Лукрецией будут любоваться звездным блеском и мерцанием каждую ночь. И тогда Лукреция заговорила густым певучим голосом — который в такие вот прекрасные минуты звучал для Ригоберто как музыка. Она говорила медленно, словно читала стихи:

— Тебе это покажется невероятным, но я могу пересказать для тебя роман Исмаэля и Армиды с точностью до мелочей. Я знаю, эта история лишает тебя сна и навевает мрачные мысли — с того самого дня, когда твой друг в «Розе ветров» поведал о предстоящей свадьбе. И откуда же мне все это известно? Вот тебе, получай: от Хустинианы. Они с Армидой близкие подружки с давних времен. Точнее сказать, с тех пор, как у Клотильды начались приступы и мы послали Хустиниану помочь Армиде по хозяйству. Это были такие тоскливые дни, когда на бедного Исмаэля обрушилось осознание, что подруга всей его жизни, мать его детей скоро умрет. Ты помнишь?