В трудные годы Хертрудис проявила себя как женщина домовитая и самоотверженная. Такой она осталась и потом, когда Фелисито основал компанию «Транспортес Нариуала» и дела их пошли на лад. Хотя теперь у семьи имелся хороший дом, служанка и стабильный доход, Хертрудис продолжала жить столь же аскетично, как и во времена их бедности. Она никогда не просила денег на собственные нужды — только на еду и другие текущие расходы. И Фелисито время от времени был вынужден настаивать, чтобы жена купила себе туфли или новое платье. Но даже после таких покупок Хертрудис продолжала ходить в шлепанцах и халате, который больше смахивал на монашеское облачение. Когда же она ушла в религию? Поначалу она так себя не вела. Коммерсанту казалось, что с годами его жена превратилась в нечто вроде мебели, перестала быть живым существом. Супруги могли за несколько дней не обменяться ни словом, за исключением «доброго утра» и «спокойной ночи». У Хертрудис не было подруг, она не ходила в гости и сама никого не приглашала, не навещала детей, даже когда они сами не заходили по неделям. Они вообще появлялись нечасто — на Рождество и в дни рождения, и тогда Хертрудис была с ними нежна и приветлива, но, кроме этих случаев, жизнь сыновей ее, казалось, не слишком интересовала. Иногда Фелисито предлагал жене сходить в кино, прогуляться по набережной или послушать воскресный концерт на Пласа-де-Армас после полуденной мессы. Хертрудис безропотно соглашалась, но во время таких выходов супруги почти не разговаривали, и у Фелисито создавалось впечатление, что жене не терпится вернуться домой, распахнуть дверь в патио и усесться в кресло-качалку поближе к радио и телевизору, — она всегда выбирала религиозные программы. Насколько помнил Фелисито, у него не было ни одной ссоры и даже размолвки с этой женщиной, всегда выражавшей абсолютную покорность его воле.
Фелисито немного посидел в гостиной, послушал новости. Преступления, нападения, похищения — все как обычно. От одного из сюжетов у него вздыбились волосы на теле. Диктор рассказывал, что в Лиме среди угонщиков распространяется новый способ отъема машин. Когда авто с женщиной-водителем останавливается на красный свет, в салон забрасывают живую крысу. Женщина, полумертвая от страха и омерзения, выскакивает из машины и с воплем убегает прочь. И тогда бандит садится за руль и преспокойно уезжает. Бросить живую крысу женщине на юбку — что за пакость! Телевидение травит людей, топит в крови и свинстве. Обычно вместо вечерних новостей Фелисито ставил диск Сесилии Баррасы [25] Сесилия Барраса — современная перуанская певица, любимица самого Варгаса Льосы.
. Но на этот раз он внимательно слушал комментарии ведущего выпуска «Двадцать четыре часа», утверждавшего, что преступность растет по всей стране. Уж мне бы могли и не рассказывать, подумал Фелисито.
Он ушел в свою спальню около одиннадцати, и, хотя после дневных треволнений тотчас уснул, в два часа он проснулся и до рассвета почти не смыкал глаз. Его осаждали страхи, предчувствие катастрофы и, самое главное, горькое ощущение бессилия и беспомощности перед лицом надвигающейся беды. Стоило Фелисито задремать, как в голове его вспыхивали картины болезней, катаклизмов и других напастей. А еще ему приснился кошмар с паучками.
Поднялся Фелисито в шесть утра. Стоя перед зеркалом, он проделал серию упражнений цигун, как всегда вспоминая бакалейщика Лау. Вот поза дерева, которое качается вперед и назад, влево, вправо и по кругу — как ветер подует. Прочно утвердившись ногами на полу, пытаясь опустошить свой разум, Фелисито раскачивался в поисках центра. Найти центр. Не терять центра. Очень медленно поднимать и опускать руки, пока мелкий дождик освежает тело и душу, расслабляет нервы и мускулы. Удерживать небо и землю на своих местах, не давать им соприкоснуться — с помощью рук: левая наверху, преграждает дорогу небу, правая внизу, сдерживает землю. А теперь массаж предплечий, лица, почек, ног, чтобы избавиться от напряжения, поселившегося во всех частях тела. Разгрести воду руками, потом соединить ладони. Согреть мягким неторопливым массажем поясничную область. Раскинуть руки наподобие крыльев бабочки. Поначалу необыкновенная тягучесть движений, дыхание как в замедленной съемке, когда воздух прогонялся по всем отделам организма, — все это раздражало Фелисито, однако с годами он привык. Теперь он понимал, что в неспешности как раз и коренится целебный эффект, достигаемый при помощи нерезких, но глубоких вдохов и выдохов, этих движений, когда, поднимая левую руку вверх и устремляя правую к земле, слегка согнувшись в коленях, он удерживал на положенном месте небосвод со звездами и противился концу света. Когда Фелисито наконец закрыл глаза и несколько минут постоял в неподвижности, соединив ладони как для молитвы, прошло ровно полчаса. В окна уже проникал млечно-белый свет перуанского утра.
Читать дальше