Игорь Шагин - Белая полоса

Поэтому такая принципиальная позиция Калиушко, угрожавшая моей незаконной деятельности как фактического руководителя сети предприятий «Топ-Сервис», и явилась основной причиной возникновения у меня умысла на «временное устранение трудоспособности потерпевшей».

А сами формулировки обстоятельств и обоснований, например «узнал от не установленного следствием лица» или «возникновение препятствий по беспрепятственному возмещению налога на добавленную стоимость», казалось, были вымышлены, чтобы подчеркнуть абсурдность придуманных мне мотивов.

Маркун тихонько с задней скамейки хихикал, говоря, что когда судья — молдаванка (как делились секретари суда, Лясковская была молдаванкой и, видимо, из-за пышных чёрных вьющихся волос они ее называли «молдавский пудель»), а адвокат — еврей (Маркун делился, что его адвокат — еврей), прокурор на таком судебном процессе обычно получает пятнадцать лет.

У меня же, даже после того, когда мне по этому эпизоду во время его слушания судьёй было отказано в даче показаний, а мой адвокат автоматически, как и другие участники процесса, был лишён права задавать мне вопросы по моим показаниям, в которых я хотел сообщить суду, что в деле отсутствуют какие-либо материалы о существовании группы предприятий «Топ-Сервис», что в указанный период времени я не являлся ни руководителем, ни учредителем ООО «Топ-Сервис», чему есть подтверждающие документы, что я не был знаком с Калиушко и никогда даже не слышал о её деятельности, не говоря уже о том, что не давал указания покойному Совенко на временное устранение её трудоспособности, и даже после того, как я заявил отвод судье по вышеуказанным обстоятельствам лишения меня права на защиту и она отвод отклонила — всё-таки в сердце у меня неумолимо горел огонёк надежды, что, как специалист по экономическим делам, Лясковская разберётся в абсурдности предъявленных мне обвинений и вынесет мне оправдательный приговор.

Первым был допрошен Геринков. Он сказал, что не состоял в моей банде и даже не знал о существовании такой банды. Преступление совершил по предложению Совенко за денежное вознаграждение. (Геринков был привезён с лагеря, в котором он отбывал наказание. И, уже находясь в лагере, подтвердил свою причастность к этому преступлению.) Он сказал, что преступление он совершил ножом, который ему дал Совенко. Что он не знал, что Калиушко была женщина и что она работала в налоговой инспекции. Что он вообще не знал, на кого должен напасть и причинить телесные повреждения, и Совенко показал ему, на кого, перед самым преступлением и подтолкнул «давай». Калиушко начала отбиваться сумкой, и он нанёс ей несколько ножевых ранений в бедро, сколько — не помнит (по заключению медэкспертизы — 17 ножевых колото-резаных непроникающих ранений в верхнюю часть бедра). Калиушко начала кричать и звать на помощь. Он и Совенко скрылись с места преступления. По дороге Геринков вернул нож Совенко. На все уточняющие вопросы прокурора и судьи он отвечал «не помню». И когда единственный раз за весь процесс мужчина — судебный заседатель, хромой с палочкой, — повышая голос, стал задавать Геринкову вопросы, тот ответил:

— Да, тут помню, а тут не помню, — и сел на место.

Следующим допрашивали Старикова, который сказал, что знал о готовившемся нападении со слов Совенко, то есть не о нападении, а о том, что будут проведены какие-то действия по отношению к Калиушко: пригрозить, припугнуть за то, что Калиушко взяла за разрешение вопроса деньги, как сказал ему Совенко, и вымогает ещё. Но конкретно он ничего не знал. Он привёз Совенко и Геринкова на место преступления, а потом увёз. Впоследствии он от Совенко узнал, что Калиушко умерла. То есть Совенко так ему пригрозил, чтобы тот молчал. Стариков был так напуган и потрясён случившимся, что на следующий день узнал через справочное бюро адрес родственника Калиушко и сделал на его имя почтовый перевод — инкогнито, как сказал Стариков, — на похороны Калиушко. На вопросы прокурора Стариков ответил, что никогда не слышал о заинтересованности Шагина в совершённом преступлении, что оперативные работники в РОВД заставляли его называть следователю фамилию Шагин, и только после этого его переставали бить, о чём он писал в заявлениях и показаниях, когда его перевели в СИЗО. И что он подтверждает все свои ранее данные показания только в той части, которые совпадают с его показаниями, данными в суде. У участников процесса больше не было вопросов к Старикову, и он сел на место.