Сергей Прокофьев - Рассказы

— Неужто умер? — спросил уважаемый гражданин, вытирая губы кружевной салфеткой.

— В два часа. Подумайте: эти изверги пустили ему кровь грязным кухонным ножом! Тем ножом, которым только что резали сырое мясо. Вы можете себе представить, какое пышное заражение крови расцвело на месте этого пореза.

— И через три дня умер? — спросил уважаемый гражданин, кладя кружевную салфетку под чашку с кофе.

— И через три дня был взят на небо.

— Это отвратительно и ужасно! — произнес господин в широком белом жилете, придвигаясь в своем кресле, — и вы уверены, что он действительно резал его таким ножом, каким вы говорите?

— Помилуйте! — воскликнул господин в синих очках, — я сам присутствовал при этой вивисекции. Ведь я лечил старика и спасал его как мог. Но когда ворвался этот эскулап, что, скажите, что я мог сделать? Ведь если я бы не дал ему резать старика, он меня стал бы резать!

— Что? — приблизился городской голова, — беспорядки?

— Не беспорядки, но возмутительности, вопиющие к небу, — расстроенно сказал белый жилет.

— Я перехвачу этот вопль, — произнес голова солидно.

— Перехватите, перехватите обеими руками! — воскликнул доктор в синих очках, — как хранитель здравия, я вторю этому воплю. Это четвертая могила, которую роет грязный зубодер. Пора же наконец пощадить бедных жителей. Ведь этак весь город вымрет!

— Ах! — сказал уважаемый гражданин, поперхнувшись кофем. — Неужели четвертая? Но ведь у дантиста никто не лечится. Я удивляюсь, откуда он взялся с кухонным ножом... Его презирает весь город!

— Я думаю... — начал доктор, но его перебил маленький старичок геморроидального вида. И когда тот заговорил, все сразу смякли.

— Увы, не все. Увы, не все, — сказал старичок ворчливым тенором, — я говорю: увы, не все его презирают. Есть люди, которые водятся с ним, и такие люди, которым весьма не следовало бы с ним водиться!

Геморроидальный старичок был особенно уважаемым гражданином. Если в городе существовало несколько уважаемых граждан, то один из них был самым уважаемым, и потому все сразу замолчали, когда он заговорил.

— Вы имеете в виду этого пьяницу Форчио? — спросил городской голова, сморщив лоб.

— Форчио?! — удивился старичок, — да я и говорить о подобных людях не умею! Они вне моей видимости. Но, дорогие мои друзья, с этим проклятым дантистом спутался такой человек, который должен украшать город примерами нравственности и чистоты. Я и хочу, и не решаюсь назвать его имя...

— К сожалению, я знаю, о ком вы говорите, — сказал крупный торговец селедками и, вытянув шею в середину группы, шепотом произнес некоторое имя.

— Уверяю вас, это недоразумение! — горячо воскликнул уважаемый гражданин, который сочувствовал аббату. — Этого решительно не может быть!

— Как не может? Оно есть! — увесисто сказал особенно уважаемый гражданин, — оно было, есть и будет. Обязательно будет, если мы не примем мер против такого разлагающего зла.

— Аббат и этот грязный человек! Какая назидательная пара! — патетически продекламировал белый жилет.

— Ах, друзья мои! Вы слишком горячитесь, — взволнованно воскликнул уважаемый гражданин, которому было очень жалко аббата, и он опять поперхнулся кофеем.

— Нас горячат уродливые факты, — сказал голова с благородным негодованием.

Уважаемый гражданин хотел протестовать, но кофе попало не в то горло и испортило дыхание. Поднялся ужасный кашель, и все на минуту замолчали. Жена городского головы участливо подошла к нему и попробовала постучать по спине.

— Как бы не вырвало после обеда! — сказала она.

— Пройдет, — сказал голова, — отойди, у нас не женские разговоры.

Вместо нее появился новый гость, который только что приехал. Здороваясь, он сказал:

................................................

................................................

................................................

В этот вечер в Гранд-отеле затеяли какой-то праздник. С улицы трудно было решить, в чем заключалось дело, но понаехало целое стадо автомобилей и у подъезда зажгли большие фонари, которые обыкновенно стояли темными. Окна нижнего этажа, где находились залы и гостиные, сияли снопами света, но лучше всего была большая терраса, убранная то цветами, то флагами и освещенная круглыми электрическими фонарями, с целой сотней маленьких лампочек в подмогу. У террасы не было стен, одни колонны, и, благодаря этому, можно было отлично рассмотреть то, что на ней творилось. А творившееся на ней было пестро и довольно занимательно для глаза: иногда между колоннами, усамой решетки, появлялись джентльмены в черных фраках с превосходными белыми жилетами, и луч яркой лампочки застревал в их бриллиантовых запонках, разламываясь на тысячи веселых оттенков. Еще любопытней были дамы: в нарядных легких туалетах, то похожих на пену, то на брызги, они совсем не выглядели обыкновенными женщинами, например такими, которые ходят по улицам. Казалось, и дотронуться-то до них сущий грех, так они были воздушны.