Альфред Дёблин - Берлин-Александерплац

— Так что чепуха все это! А бояться вам меня нечего, я еще в жизни никого не выдал.

Ева погрозила Шрейберу кулаком. Пусть, мол, помнит, что есть другие, которые за каждым их шагом следят. И как это ты, голубчик, рискнул нос сюда сунуть? Будь тут Герберт, ты бы вряд ли ноги уволок отсюда.

Тут-то и стряслась беда. Ева заметила, как Шрейбер сунул руку в карман: он хотел достать деньги, показать Францу, авось соблазнится. Но Ева решила, что Шрейбер полез в карман за револьвером и сейчас выстрелит в Франца, чтобы тот навсегда умолк. Ясное дело — пришел сюда, чтобы вывести Франца в расход. Побледнела она как стена, лицо ее перекосилось. Сорвалась она со стула да как завизжит! Побежала по комнате, споткнулась, упала, снова поднялась и визжит не переставая… Франц вскочил, за ним Шрейбер; что случилось, что с ней? А та метнулась вокруг стола к Францу, а в голове одна мысль: что делать? Сейчас выстрелит, и — конец, смерть! Караул! Помогите! Не хочу умирать, не хочу!

Остановилась на миг, снова рванулась вперед, подбежала к Францу мертвенно-бледная, трясется всем телом, вопит:

— Прячься за шкаф скорей, убивают! Помогите! Спасите…

Голосит, глаза от ужаса, что плошки. Караул! У обоих мужчин мороз пошел по коже. Франц сначала не понял — увидел только, как Шрейбер руку в карман сунул. Зачем бы это? А потом вдруг сообразил — ясно зачем! Зашатался Франц. Как тогда на дворе, где его поставили стремить. Вот оно, все сызнова… Но уж поверьте, хватит с него, не хочет он еще раз под колесами оказаться. Из груди его вырвался стон. Он отстранил Еву, шагнул вперед. Газета упала со стола — молодой болгарин венчается с германской принцессой… А ну-ка, стулом его… где стул?.. Да где же он… Франц застонал еще громче. Уставился на Шрейбера, стула под носом не видит, споткнулся о него, опрокинул на пол. Ах, вот же он, стул… А перед глазами — темная площадь в Магдебурге, клиника… Герберт с Эмилем чуть двери тогда не выломали. А Ева все еще в голос кричит… Врешь, не возьмешь, не таковский. Нагнулся Франц за стулом. Перепуганный Шрейбер шасть за дверь: что они тут с ума посходили, что ли? В коридоре захлопали двери, послышались голоса соседей… Внизу в пивной тоже услышали крики и грохот. Двое мужчин бросились наверх. На лестнице они столкнулись с бегущим сломя голову Шрейбером. Но тот не растерялся — машет руками, кричит:

— Врача! Скорей врача!.. С женщиной — удар! И — был таков. Ловок пес, ничего не скажешь!

А Франц наверху потерял сознание и грохнулся на пол рядом с упавшим стулом. Ева забилась в углу между окном и шкафом, скорчилась в три погибели и визжит, словно нечистого увидела. Франца подняли, осторожно уложили в постель. Хозяйка знала за Евой такие припадки и вылила ей на голову кувшин холодной воды. Ева затихла, шепчет:

— Мне бы булочку!

— Ишь, булочки ей захотелось, — рассмеялись вокруг. А хозяйка приподняла ее за плечи, усадила на стул и говорит:

— Она уж всегда так, когда у нее припадок. Это не удар! Просто нервы расшалились — измотались они с больным-то. Не удержала его, видно, он и грохнулся. И зачем он встает? Лежал бы себе и лежал, а то людей будоражит только.

— А на лестнице человек кричал, будто с ней удар.

— Да кто кричал-то?

— Ну, тот что по лестнице бежал.

— Болван какой-то. Нет. Я уж мою Еву шестой год знаю. Вся в мать. Та тоже как начнет голосить, только водой и остановишь.

Вечером пришел Герберт домой, выслушал рассказ Евы и дал ей револьвер на всякий случай; никогда не надо ждать, пока другой выстрелит — тогда уж поздно будет. Сам он тотчас же отправился на поиски Шрейбера, но тот, конечно, как в воду канул. Пумсовы ребята все разъехались кто куда — никому неохота впутываться в это дело. А Шрейбера и след простыл. Прикарманил он деньги, которые были собраны для Франца, и укатил к себе домой в Ораниенбург. А Рейнхольду успел наврать, что, мол, Биберкопф от денег отказался, но с Евой удалось столковаться; деньги передал ей, и она уже все устроит. И точка.

Пока суд да дело, в Берлине июнь наступил. Погода все еще стояла теплая, дождливая. На свете тем временем происходили разного рода события. Дирижабль "Италия" с генералом Нобиле на борту потерпел аварию, совершил вынужденную посадку и посылает радиотелеграммы с того места, где лежит, а лежит он к северо-востоку от Шпицбергена, попробуй доберись туда! Зато одному летчику посчастливилось совершить беспосадочный перелет из Сан-Франциско в Австралию за семьдесят семь часов и благополучно приземлиться. Ну что еще? Вот, король испанский все препирается со своим диктатором Примо де Ривера. Впрочем, эти-то наверное договорятся! А вот — баденско-шведская помолвка, прочти, и приятно удивишься! Оказывается, принцесса из спичечного королевства воспылала любовью к принцу Баденскому. Подумать только, как это она ухитрилась — на таком расстоянии — ведь от Швеции до Бадена не близкий свет! О женщины, при виде вас я таю, вы — слабость главная в характере моем: одну целую, о другой мечтаю, а сам на третью уж гляжу тайком. Да, женщины, при виде вас я таю… Что делать, сам кляну судьбу свою. Когда ж почувствую, что иссякаю, на сердце я аншлаг "Распродано!" прибью.