Марширует наш Франц по улицам, как на параде, твердо держит шаг. Левой, левой! Устал? Я тебе покажу устал! В пивную? И думать не моги! Ладно — пойдем, а там видно будет. Летит шальная пуля — чья-то смерть летит. Левой! Левой! Побатальонно, ша-агом марш, трещат барабаны… Наконец-то он дышит полной грудью.
Путь лежит через весь Берлин. Когда по улицам идут солдаты, из окон вслед глядят девчата. Ах, зачем, ах, затем, чингда, чингда, чингдарада! Стоят дома не шатаются, и ветер где хочет болтается. Ах, зачем, ах, затем, чингда, чингда, чингдарада…
* * *
Рейнхольд, тот самый — из Пумсовой шайки, сидит в своей грязной дыре — душно там, смрадно. Ах, зачем, ах, затем, ах, затем, чингда, чингда, чингдарада, бум-дарада, бум… Вот он сидит… Когда по улицам идут солдаты, из окон вслед глядят девчата… Сидит — читает газету, левой, левой. Летит шальная пуля — чья-то смерть летит… Ну что там? "Олимпийские игры"… Левой! Левой!.. "Тыквенные зерна — прекрасное глистогонное средство". Читает он медленно и вслух, даром что заика. Впрочем, когда он один, он как будто и не заикается. Вырезал из газеты заметку о тыквенных семечках. По улицам идут солдаты… У него у самого был как-то солитер, да, наверное, и сейчас есть; может быть, тот же самый, а может быть и новый — от старого отпочковался… Надо будет попробовать эту штуку с тыквенными семечками. А как их глотать? С шелухой или нет?.. Дома стоят не качаются, а ветер где хочет болтается… Конгресс игроков в скат в Альтенбурге… в скат не играю! Кругосветное путешествие за тридцать пфеннигов в неделю, включая все расходы, небось опять шарлатанство какое-то!
Когда по улицам идут солдаты, из окон вслед глядят девчата, ах, зачем, ах, затем, чингда, чингда, чингдарада, бумдарада, бум! Стучат? Войдите.
Перебежка! Вперед марш! Рейнхольд — моментально руку в карман, за револьвером. Летит шальная пуля, чья-то смерть летит, — товарищ зашатался, упал и не поднялся — у ног моих лежит. Э, да это же Франц Биберкопф, однорукий. Инвалид войны, да и только! Он пьян, что ли? Пусть только шевельнется, пулю в лоб всажу!
— Кто тебя впустил?
— Твоя хозяйка. Атака! Вперед!
— Хозяйка? Вот стерва, с ума она спятила? Рейнхольд крикнул в дверь:
— Фрау Титч! Фрау Титч! Что же это такое? Сказано, меня нет дома — значит, нет!
— Извините, господин Рейнхольд, мне никто ничего не говорил.
— Раз не говорил, значит, нет меня дома, пропади вы пропадом! Вы мне еще черт знает кого сюда впустите!
— Может быть, вы дочери моей сказали, а она ушла и ничего мне не передала.
Рейнхольд закрыл дверь, сжимает в руке револьвер.
— Что тебе здесь надо? Что т-ты з-здесь заб-был? Он снова заикается. Прежний ли это Франц? Скоро узнаешь! Его не так давно толкнули под машину, он лишился руки. Порядочный был человек, это всякий хоть под присягой подтвердит, а теперь он сутенер. Кто в этом виноват? Сейчас выясним! К торжественному маршу… побатальонно… Стоит Франц по стойке смирно…
— Послушай, Рейнхольд, это у тебя револьвер?
— Ну?
— Зачем он тебе?
— Так!
— Ты лучше убери его.
Положил Рейнхольд револьвер перед собой на стол.
— Зачем ты ко мне пришел?
Это он меня ударил там, в подворотне, он меня вытолкнул из автомобиля, а что я ему сделал? Цилли у меня тогда была. Помню еще, как по лестнице спускался… Стоит Франц, вспоминает… Луна взошла… По вечерам луна над водой ярче светит… Колокола… колокола звонят! Перед ним Рейнхольд! У него револьвер…
— Садись, Франц, скажи-ка, ты, наверно, хватил лишнего, а?
Ну, конечно пьян! В стельку! Ишь как уставился… Он же запойный. Бросить не может… Пьян, ясное дело. Ну, да ничего, у меня револьвер! Чингда, чингда, чингдарада, бумдарада, бум. Сел Франц. Сидит. Луна над водой яркая, все озеро так и сверкает. Вот он сидит у Рейнхольда. Рейнхольд — тот самый Рейнхольд, которому он помогал в делах с девчонками, перенимал у него одну девчонку за другой, а потом тот же Рейнхольд заставил Франца на стреме стоять, но не предупредил его ни о чем… Вот я сутенером стал, и почем знать, что с Мицци будет, м-да, вот какое положение… Впрочем, это все философия одна. А вот Рейнхольд здесь, сидит передним — это уж факт…
— Захотелось повидать тебя, Рейнхольд.
Да, именно: повидать его захотелось. Чего же еще? Захотелось повидать, вот и пришел…
— Поприжать меня хочешь, а? Припомнить старое? Шантажом решил заняться? Так, что ли?
Держись, Франц, не поддавайся! Вперед, ребята! Смелых снаряд не возьмет!
— Шантаж значит? Сколько же ты хочешь? Не на такого напал. Мы, брат, знаем, что ты сутенер!
Читать дальше