Николай Горнов - Общество мертвых пилотов

– Ну, – добродушно подтвердил американец. – И что?

– Значит, теперь я должен буду передавать вам какие-то секретные сведения. А если я их вам сообщу, то какая же это «как бы вербовка»?

– Ой, Гриша, давайте не будем волноваться раньше времени, – отмахнулся Гольдберг. – Вам же нравится бывать на этой самой, как вы сказали…

– На Высоте? Да, нравится. И какое это имеет значение?

– Самое прямое. – Гольдберг сделал внушительный глоток из стакана, закинул ноги на тумбочку и радостно заржал. – Если я правильно все рассчитал, то теперь ваше КГБ по собственной инициативе начнет снабжать вас такой секретной информацией, что вам останется только сущая безделица – передавать ее мне. А я, в свою очередь, буду передавать ее своему руководству. Очень просто, Гриша. И все участники этого процесса останутся очень довольны друг другом… А вообще, не ломайте себе голову, Гриша. Разведка – это очень запутанное дело. Лучше держитесь ближе от меня… Или ко мне? В смысле, я вас в обиду не дам…

Еще полчаса Гольдберг искренне веселился, пересказывая Белякову курьезные случаи из личной жизни президента. А когда выдохся, подвел итог:

– Все-таки, американская демократия пришла в тупик. Вы только представьте, Гриша, сегодня любой американец может прийти к Белому дому с плакатом, где написано «Долой Рейгана». И ничего ему за это не будет! Согласитесь, такая терпимость к чужому мнению совершенно непредставима в вашей стране.

– Не соглашусь, – возразил Беляков. – У нас тоже любой человек может выйти на Красную площадь с плакатом «Долой Рейгана». И ему тоже ничего за это не будет.

Гольдбергу такая версия демократии понравилась настолько, что он свалился от смеха с кровати. И подняться он уже не смог. Так и заснул на полу. И все Гришины попытки его разбудить ни к чему не привели. Американец хрипел, мычал, бормотал что-то невразумительное и мужественно брыкался. В итоге Гриша смог только освободить подходы к кровати. На большее рассчитывать уже не приходилось. Чтобы не терять время даром, Беляков выключил свет и придвинул табурет поближе к окну. Сосредоточившись, он опять попытался разглядеть траекторию взлета Гольдберга. Но у него опять ничего не вышло. Она потерялась где-то во мраке. Там же, видимо, потерялась и точка входа Гольдберга на Высоту. Все это Грише очень не нравилось. Так не бывает, чтобы в одно мгновение американца на Высоте еще не было, а в следующее мгновение он уже здесь. Траектория взлета в любом случае должна была остаться…

Поводив по влажному стеклу пальцем с обкусанным ногтем, Гриша нарисовал непроизвольно опрокинутую восьмерку бесконечности и задумался. Судя по намекам и оговоркам, Гольдберг знал его личную историю весьма подробно. А почему, вообще, американцы искали встречи именно с ним? Чем же так отличился лейтенант Беляков? В Ленинградском инженерно-строительном институте, куда занесла судьба новоиспеченного выпускника средней школы № 3 города Барабинска, он не выделялся ровно ничем. Учился хорошо, да, но и звезд с неба не хватал. Честно тянул лямку общественной жизни, но тоже не чрезмерно, ограничиваясь кругом обязанностей комсорга своей группы. Был, в общем, как все. Даже девушки им особо не интересовались. Выделили Гришу только перед самым распределением. И тут ему неожиданно повезло. Руководитель преддипломной практики предложил место лаборанта с перспективой аспирантуры.

Впрочем, это везение тоже можно считать относительным. Не польстись он на то место, в аспирантуре, не сидел бы сейчас в Заполярье. Мог же он, кстати, изменить судьбу и позже, когда вызвали в Москву на третью медкомиссию. Нужно было не ходить по врачам, а сразу рвануть к матери в Барабинск. И отсидеться у нее хотя бы полгодика. Но он знал, что может за такие фокусы вылететь из аспирантуры, от того и ходил честно, куда посылали. А посылали его долго. Больше недели Белякова подключали к каким-то незнакомым приборам, кололи какие-то препараты с незнакомыми названиями, что-то измеряли, снимали энцефалограммы. А после той комиссии Гришу удостоил вниманием сам военком Ленинградской области. Именно в приемной облвоенкома Беляков и начал понимать, что пропадает. Он еще пытался сопротивляться судьбе, даже успел оформить перед отправкой в Заполярье двухгодичный академический отпуск, но правда, которую он узнал через год, обрушила последние надежды. Отпускать его обратно «на гражданку» никто и не собирался. Пилотов-высотников давно уже не хватало. Их искали всюду: среди танкистов, артиллеристов, связистов, подводников, и даже среди офицеров запаса. Но крайне редко встречались кандидаты, которые по своим психофизическим показателям подходили так идеально, как бывший аспирант ЛИСИ Григорий Беляков.