Сергей Минутин - Скульптор и скульптуры

Надеждин вспомнил, как провожая его в Сирию, Сергеев скандировал за барной стойкой аэровокзала, смущая продавщицу, напутственный стих:

Сергеев страдает оттого, что историю России загнали в резервации и законсервировали в ветхих памятниках. А о том, что историю можно сохранять, живя в ней, сохраняя лишь вечные ценности, и традиции россияне даже не догадывается. Им бы всем, тоже, надо совершить паломничество из Петербурга в Москву, а затем и в Сирию.

Надеждин до своего паломничества тоже не догадывался. Он тоже пытался верить в то, что своими лозунгами о «краеведении и туризме» чиновничество пытается восстановить историю страны, но с высоты гор, стало видно, что оно пытается лишь на ней заработать. Попы тоже придумали крутой идеологический «наворот» на свои стройки капитализма. Мы, мол, создаём сеть духовно-нравственных учреждений для стариков и детей, отличных от домов культуры, домов пионеров и прочей прежней «напасти».

Сергееву о том, что он увидел в Сирии рассказывать нельзя. Затоскует, запьёт и совсем свихнётся на поэтических строках. Базар другое дело. Это он оценит. Это ему понятно. Об этом можно.

Надеждин шёл по базару. Но и тут он не переставал удивляться. Вокруг торговали тем, что в России называли народными и художественными промыслами. Торговали тем, что в России неизменно «спасали», требовали денег на «спасение», под что писались огромные федеральные программы во главе которых ставили «больших» людей в чине министров и губернаторов. А здесь, всем этим торговали, и только. Прямо в лавках дети что-то мастерили, шлифовали, полировали, выдували. Это была не показуха для разграбления бюджетных средств, а сама жизнь, её воспитывающая и дающая образование детям жизнь.

Надеждин ходил по Восточному базару и удивлялся тому, что не видит попрошаек, нищих, воров. Всё было удивительно спокойно.

Видимо, думал Надеждин, в этой стране живут учителя, дающие правильные знания.

Надеждин от этой безмятежной картины стал донимать вопрос: «А что должен сделать он, Надеждин, чтобы и у него дома было также. Почему в его стране, огромный церковный, вроде бы, духовный аппарат, вверг страну в хаос революции 1917 года, а затем такой же огромный коммунистический – атеистический аппарат, вновь вверг страну в хаос перестройки 1985 года»?

По его наблюдениям так выходило, что для России переводчики с сирьякского диалекта арамейского языка перевели далеко не все речи Иисуса Христа, а многое перевели совсем не так, навешав на откровение Иисуса свои домыслы, легко оперируя десятью заповедями от христианина до строителя коммунизма и обратно. Похоже, что в его стране «верующие» и атеисты, слившись в экстазе, совсем утратили верные ориентиры.

Надеждин устремился к исправлению ошибки….

С высоких гор, с богатого восточного базара, от полюбившихся бедуинов и экзотического ослика, лихой арабский таксист вёз Надеждина в аэропорт. Надеждин не снял ни чалму, ни халат. От него исходил стойкий запах своего и ослиного пота, а пыль и грязь на лице придавали ему загадочный вид вечного странника.

Араб-таксист смотрел на него уважительно и пытался втянуть в разговор. Сначала он спросил Надеждина: «Тудаххин? /Вы курите?/».