Ольга Славникова - 2017

Ты давай, давай, иди к нам работать! – Петр Кузьмич, провожая хозяйку, заодно огрел Крылова лапой поперек спины. – У нас знаешь теперь какие заказы? Скульптуры! Недавно самого Чингизова вальнули, высекаем его, натурально, в черном мраморе, при нем жена и секретарша, обе позируют, пригласили им одного заслуженного деятеля из худфондовских мастерских. Ты бы лучше смог! У нас покойник пошел – что твой рождественский гусь!

На крыльце Тамара взяла Крылова под руку, и он почувствовал справа привычную волну ее неустойчивой походки.

– Ужасно, правда? – жалобно проговорила она. – Ведь у Кузьмича под глазом фонарь, где он его заполучил? Вот так стараешься, а кругом одни кретины. Велика Россия, а работать некому.

– Ты бы тоже не очень старалась, – заметил Крылов, внимательно глядя под ноги, на разбитые ступени. – Кончится тем, что тебя придушит кто-нибудь особо безутешный. Принесет тебя в жертву, как язычник.

– Ну, спасибо, предсказал! – засмеялась Тамара, задевая Крылова, будто бортом лодки, мощным и гладким бедром.

– А ты не смейся, я серьезно, – Крылов почувствовал, что ему, как всегда, мешает сосредоточиться на собственной речи терпкий Тамарин парфюм. – Ты отлично понимаешь, что лезешь на рожон. Зачем тебе надо делать все не так, как все? Кому ты что доказываешь? Мите Дымову?

– Дорогой мой, если бы я, как ты изволишь выражаться, не лезла на рожон, то работала бы сейчас у Мити каким-нибудь помрежем. Ай! – Тамарин каблук зацепился за искусственный газон и выдрал оттуда витую, как спагетти, синтетическую прядь. – Что за дрянь вы тут раскатали? – закричала она администратору, немедленно побежавшему к ней с испугом, написанным на лбу, и с разинутым маленьким ртом. – Кто распорядился? Сейчас же уберите!

– Быстро убрали покрытия! – заорал администратор, разворачиваясь к работягам, которые нехотя, словно их тянули назад отвисшие штаны, стали подниматься с бетонных блоков, заросших волосатыми сорняками.

Ну, ты видишь, какие кадры? – вздохнула Тамара, указывая Крылову на администратора, пытавшегося в одиночку тянуть тяжелое, вздыбившее колючки полотно.

– А может, помрежем у Мити было бы и лучше, – философски заметил Крылов. – Сейчас у тебя все хорошо, а как оно будет развиваться, неизвестно.

– Зануда ты, Крылов, – парировала Тамара. – Зануда и шовинист.

На это Крылов не стал возражать. На них опять, как ни в чем не бывало, снизошла родная благодать семейной ссоры, которую они понесли к машине, будто общее знамя.

Тамарин «порше» – новая дамская модель с лебедиными очертаниями серебряного корпуса и длинными дверцами-крыльями – холодно сиял на пятачке асфальта, расплавленного солнцем до мягкости черничного варенья. Молодая бомжиха в истлевшем розовом платьице и грязной, как овощ, оранжевой куртке красила перед зеркалом заднего вида заплывшие реснички.

– Вот опять, – сказала Тамара со вздохом, доставая лазерный ключ. – Почему эти синявочки так любят делать макияж перед моим автомобилем?

– Потому что твоя машина красивая, – предположил Крылов, замедляя шаг, чтобы не напугать нелепое существо. – Синявочек тянет на дамскую вещь. Они ведь тоже дамы, если приглядеться. Бантики, буски. Ни за что не согласятся быть такими же точно, как их мужики.

Тем временем бомжиха, заметив приближение хозяев, взяла из травы изодранную сумочку, похожую на дохлую летучую мышь, небрежным жестом бросила в нее свою чумазую косметику и удалилась странной тазобедренной походкой, в которой сексуальность мешалась с вином. В ней чувствовался шарм полноправной хозяйки всех отходов цивилизации, особый мусорный шик, какой бывает У молоденьких обитательниц дна, раз и навсегда решивших остаться женщинами, но никак не людьми.

– Этой засраночке не больше восемнадцати, – сказала Тамара с какой-то странной печалью, глядя вслед девице, пересекавшей газон по ломкой траектории, напоминавшей линию полета бабочки в траве.

– На вид она старушка, – заметил Крылов, думая о том, что токи молодости, ощущаемые сквозь грязный загар и алкогольную опухоль, чем-то подобны эффекту, который Тамара покупает в Лозанне за большие тысячи евро.

В удивительно ровном холоде автомобильного салона невозможно было представить, как летают мухи; ремень безопасности, поднявшийся коброй в ответ на тяжесть пассажира, эластично зафиксировал Крылова в кожаном кресле. Автомобиль поплыл, как внимательная телекамера, снимающая панорамы, залитые солнцем, будто синеватым лаком; сквозь затемненные стекла «порше» все окна в зданиях казались черными, а листья на трепещущих деревьях были цвета голубиного пера.