Ольга Славникова - 2017

Теперь город казался Крылову перенаселенным – словно вернулись все исчезнувшие жители и к ним еще прибавилось миллиона полтора. На каждом шагу он налетал на прохожих, точно бился о встречные волны безликой и мутной стихии, стараясь не упустить из виду юркую коричневую крапинку. Иногда удары о встречных были настолько сильны, что у Крылова едва не отламывалась голова, в которой, будто в яйце, шевелился тяжелый птенец. Стихия становилась все плотней, все агрессивней. Вслед Крылову неслись возмущенные крики и нелестные словечки, раз под ногами заскакали, словно размножаясь среди острых туфель и бледных, как рыбины, летних ботинок, рассыпанные яблоки.

Шпион не давал Крылову передышки. Внезапно он исчез, словно провалился под землю. Крылов пробежал вперед на сотню метров, растерянно вернулся, кружась и переступая, словно исполняя танго без партнерши. Он был погружен в глубокую стеклянную тень зеркальных башен Экономического центра, по которым, словно фильм по гигантским плазменным экранам, проходили отражения многоэтажных облаков. В сквозном бесконечном пространстве витрин тропическими бабочками горели дамские платья; внезапно у самых ног гладко расстилались, унося наверх и вниз похожие на ноты неподвижные фигуры, бесшумные эскалаторы; скользили, обвитые зеленоватыми водными каскадами, прозрачные лифты. Невозможно было понять, стоишь ты в витрине, в пассаже или под открытым небом; только лужи на розовой плитке да сырая полоса застиранной травы давали Крылову почувствовать, что он еще не втянут в сквозные аквариумы, где люди, казалось, проходят сквозь стены. Впервые в жизни прозрачность показалась ему враждебной. Если даже соглядатай утратил свою способность ускользать в пустые складки воздуха, лучшего места, чтобы исчезнуть, было не найти.

Неподалеку белели в стеклянистом сумраке легкие столики летнего кафе. Крылов упал за крайний, пошатнувшийся под локтем. Птенец в тяжелой голове долбил затылок, собираясь пробить костяную скорлупу. Сразу перед Крыловым возникла официантка в отглаженной теннисной юбочке, высоко открывавшей длинные бронзовые бедра, с ракеткой под мышкой. Цены в меню, украшенном снимками Уимблдона и Кубка Кремля, показались Крылову запредельными; гуляя с Таней, он никогда с таким не сталкивался.

– Вы можете сами взять еду и выпивку в баре, там подешевле, – сочувственно сказала девушка, видя замешательство клиента.

Она была симпатичная, с облупленным вздернутым носиком и темными веснушками, похожими на подтаявшие крошки шоколада. Крылов догадался, что нравится ей, несмотря на свою поношенную одежду с отвислыми карманами, явно пустыми. Такое с ним случалось часто до встречи с Таней, и порой бывало, что такие случайные девушки с плачущими глазами дарили Крылову несколько праздничных недель. Но теперь мускулистая красота загорелой спортсменки была ему так же чужда, как красота породистой лошади. Невольно повинуясь взмаху ее золотистой руки, он через силу повернулся к бару и тут же вскочил с повалившегося стула.

Соглядатай как ни в чем не бывало мелкими шажками отходил от стойки, держа перед собой мягкий от тяжести одноразовый стаканище красного вина и шепотом уговаривая жидкость не шевелиться. Пробежавшись словно по туго натянутой ткани, Крылов настиг негодяя со спины и с наслаждением ухватил за толстое предплечье. Полпорции плеснуло подлецу на рыжие ботинки. Соглядатай прянул и каким-то внутренним усилием сделался вдвое тяжелей, упершись ногами во весь земной покачнувшийся шар.

– В чем дело, я не понимаю. – Глаза его, налитые кровью, косили за плечо, за складку жира между воротом и кепкой. – А, господин Крылов! Вы еще живы, какая приятная новость!

– Тема есть к тебе, урод, – тихо проговорил Крылов в его горячее, будто ватрушка с повидлом, нечистое ухо. Оттого, что он задыхался, получилось слишком тихо, и Крылов добавил погромче, с ненавистью: – Дернешься – убью.

– Да ладно, чего ты сегодня резкий такой! – тонким голосом запротестовал соглядатай. – Присядем давай, присядем и перетрем. Так ведь говорили, когда ты тырил товар на «Восточном»? А теперь говорят: «перепушим». И не «тема», а «пойнт». Ближе надо быть к простому народу!

– Стой на месте, ты, филолог, – Крылов опять увидел на лопатке у соглядатая присохшую дрянь, словно кто пытался нарисовать дерьмом ангельское крылышко. Пятно раздражало нестерпимо, и Крылов принялся сладострастно драть его ногтями. Негодяй кряхтел и жмурился, куртка на его спине превращалась в шерсть и дым. На них уже смотрели; курносая официантка что-то испуганно возражала юному румяному секьюрити, который озабоченно, двумя руками, приглаживал зализанные волосы, готовясь к выступлению.