Дженни Хан - Этим летом я стала красивой

Когда мы закончили целоваться, он спросил:

– Ну как, нормально?

Я улыбнулась и ответила:

– Хорошо. – И отстегнула ремень. – Спокойной ночи.

Я вышла из машины, а он обошел вокруг, чтобы сесть за руль. Мы обнялись, и мне очень захотелось, чтобы в этот момент Конрад видел нас из окна. Даже несмотря на то, что это не имеет никого значения и он мне больше не нравится. Просто я хотела, чтобы и он знал, что больше не нравится мне, чтобы он хорошо это понял. И замечательно, если он увидит доказательство тому собственными глазами.

Не оборачиваясь, я побежала в дом, но знала, что Кэм смотрел на меня и не уезжал, пока я не вошла внутрь.

На следующий день мама мне ничего не сказала, но это и не понадобилось. Она умеет заставить меня почувствовать себя виноватой безо всяких слов.

Мой день рождения знаменует то, что лето подходит к концу. Это последнее, чего я летом всегда жду с нетерпением. Этим летом мне исполнялось шестнадцать. Шестнадцатый день рождения должен быть особенным, большим праздником. Тейлор, например, арендовала целый зал, а ее двоюродный брат был на вечеринке диджеем. Она планировала этот праздник несколько лет и пригласила к себе на вечеринку всю школу. Все мои дни рождения здесь ничем не отличались один от другого – торт, глупые безделушки от парней в качестве подарков и посиделки с мамой и Сюзанной за просмотром всех моих детских фотографий. Каждый свой день рождения я отмечала здесь. Есть даже фото, где мама, беременная мной, сидит со стаканом холодного чая и в шляпе с широкими полями. Есть фото, где мы четверо – Конрад, Джереми, Стивен и я – бегаем по пляжу, и на мне совершенно ничего нет, кроме бумажного праздничного колпачка. Мама не надевала мне купальник до четырех лет, она просто оставляла меня бегать, в чем родила.

Я не думала, что этот день рождения будет чем-то отличаться от других. С одной стороны, это внушало мне ощущение комфорта, но с другой – приводило в уныние. За исключением, конечно, того, что Стивена не будет рядом, и в первый раз он не попытается вместо меня задуть свечи на моем именинном торте.

Я уже знала, что родители собирались мне подарить: старую машину Стивена. Ее уже полностью отремонтировали и покрасили. Когда я вернусь домой, я получу права, и мне не придется каждый раз просить кого-нибудь меня подвезти.

Мне очень интересно, помнит ли кто-нибудь дома о том, что у меня день рождения. Кроме, конечно, Тейлор. Она-то помнит, никогда не забывает. Каждый год она звонит мне ровно в 9:02 и поет «С днем рождения, тебя». Это все замечательно, но печально, что из-за того, что день рождения у меня летом, я не могу позвать к себе на вечеринку школьных друзей. И никто не привяжет шарики к моему шкафчику в школе. С одной стороны, мне все равно, а с другой – немного грустно, что у меня ничего этого нет.

Мама сказала, что я могу пригласить Кэма. Но я не стала его приглашать. Я даже не сказала ему, что у меня день рождения. Не хочу, чтобы он думал, что должен что-то для меня сделать. И, более того, я подумала, что если мы будем одни – только наша «летняя» семья – день рождения будет таким же, как и каждый год. Мне этого очень хотелось.

Когда я проснулась утром, весь дом пропах маслом и сахаром. Сюзанна испекла торт – трехслойный, розовый, с белым кантом по краям. Белой глазурью она вывела «С днем рождения, Беллс!» и зажгла свечи. Когда я спустилась, они с мамой запели, и Сюзанна замахала мальчикам, чтобы те тоже к ним присоединялись. Те присоединились, но запели фальшиво и противно.

– Белли, загадай желание, – сказала мама.

Я стояла в пижаме и не переставая улыбалась. Прошлые четыре дня рождения я загадывала одно и то же. Но на этот раз должно быть что-то новенькое. Я посмотрела на огоньки, закрыла глаза и дунула.

– Открой сначала мой подарок, – поспешила Сюзанна. Она протянула мне коробочку, завернутую в розовую бумагу.

Мама вопросительно посмотрела на нее.

– Что это, Бек?

Сюзанна загадочно улыбнулась и погладила меня по руке.

– Зайка, открывай.

Я разорвала бумагу и открыла коробочку. Там было ожерелье – нить крошечных кремово-белых жемчужин с блестящим золотым фермуаром. На вид оно разительно отличалось от тех, какие можно купить в наши дни. Оно было таким же, как наши старые швейцарские напольные часы, – искусно сделанным, совершенным до самой застежки. Это была самая красивая вещь, какую я когда-либо видела.

– О боже, – выдохнула я, поднимая ожерелье.