Максим Кантор - Азарт

Но заговорщики – они ведь отлично знают про оружие. И если они не посоветовали Августу оружие продать, значит, у них есть планы, как оружие использовать.

Я боялся встретить заговорщиков, особенно опасался Адриана, оксфордского историка. Вероятно, контраст между академической наружностью и хладнокровным злодейством так на меня подействовал. Адриан был как змея, чью реакцию предугадать невозможно. Но что значит страх перед змеей в сравнении с опасностью взрыва, в котором погибнут все!

Во всяком случае, взрывать корабль заговорщики явно не собирались – ясно сказали, что корабль продадут. Оружие, скорее всего, продадут тоже. Но что, если доведенный до отчаяния Август сам взорвет корабль? Разве знаешь, что иезуиту придет в голову? Надо рассказать ему – но рассказать надо осторожно. И какую новость рассказать первой? Про заговор или про порох на корабле? Рассказать всем или только Августу? Опасность взрыва сплотит всех, а заговор всех перессорит. И тут как раз рванет. Кому рассказать?

Я не знал, сколько человек участвует в заговоре, а рассказать одному из заговорщиков о заговоре – это, пожалуй, самое глупое, что можно сделать. Кто еще участвует?

Я перебрал в уме весь список команды.

Итальянец Микеле? Вполне может предать общество ради наживы. Вряд ли его посвящают во все подробности, но он авантюрист и ловкач, годится для темного дела. Музыкант Йохан? Поскольку я скептически отношусь к современному искусству вообще и к игре на консервных банках в частности, то и личность музыканта Йохана была мне подозрительна. Они ведь неуправляемые, эти любители перформансов, всякие сквоттеры и прочие новаторы. В Москве я знавал одного новатора, который зарубил в галерее барана. Зарубил барана топором на потеху зрителей – живого барана привел в галерею искусств, достал топор и зарубил животное. Вот скажите, такой художник будет состоять в заговоре или нет? Такой пойдет на преступление просто из желания развлечься, для него это очередной перформанс. Так что Йохана я тоже записал в заговорщики.

Остаются два немецких рыбака, французская левая активистка Присцилла и сербский поэт Цветкович. Кажется, на этих можно положиться. Впрочем, нет. Левая активистка – при упоминании о деньгах, которые можно поделить поровну, продав корабль, – уйдет к бандитам сразу. Цветкович настолько непредсказуем, что надеяться на него не приходится – скорее всего, поэт просто устранится. Оставалось трое надежных, считая меня, – и четверо, если считать вместе с Августом. Вместе с Августом? И тут страшная догадка посетила меня. А что, если капитан отлично знает о том, что «Азарт» начинен боеприпасами? Ведь не может хозяин не знать своего имущества. Он только изображает рассеянного, он играет простака, но у него есть какой-то план. Заговорщики против него, но он и сам – заговорщик. Троцкий, например, плел заговор против Сталина, а Сталин что же – невинная овечка?

Нет, нас – только трое против всей команды.

Решил, что для начала поговорю с немцами, рыбак Штефан – парень надежный и молчаливый.

Я сделал еще несколько медленных шагов в том направлении, где, как мне казалось, могла быть лестница наверх – шел, вытянув руки вперед, ощупывая темноту. И вдруг моя рука наткнулась на теплого человека. Рука встретила чужую руку, сперва я скользнул пальцами по рукаву незнакомца, еще не понимая, что нашел живое существо, а когда дошел до голого запястья, то инстинктивно сжал его – и вскрикнул от удивления и испуга.

Я вскрикнул – и человек, которого я схватил, вскрикнул тоже.

Я почти не сомневался, что это Адриан: осторожный британец вернулся на место сбора, чтобы проверить, все ли чисто. Оксфордские профессора (это я узнал позже) всегда ходят бесшумно и появляются внезапно – например, когда настает время обеда в колледже. Профессора возникают в трапезной стремительно – и все поглощают; эти навыки пригодились бы и в шпионской работе. Да, это он, это британец вернулся! Сейчас оксфордский профессор полоснет меня бритвой! Но то был не Адриан.

– Не бойся меня, художник. Я тебя знаю, – произнес голос, нисколько не похожий на оксфордский циничный тягучий говорок, – ты художник, я наблюдал за тобой несколько дней. Ты хороший человек, только глупый. Не бойся меня.

Я не видел своего собеседника, но тот меня видел отлично: видимо, его глаза успели привыкнуть к темноте.

– Не видишь меня? – угадал человек в темноте. – Подожди, дай, зажгу фонарь.

И вспыхнул узкий луч фонарика; человек направил луч на свое лицо.