Сергей Рок - Алехандро Вартан [СИ]

Автобусы я люблю в лупатой конфигурации, но сейчас в них больше удобств, и это подкупает. Двигаясь на своем личном авто, вы вряд ли получите необходимый вектор, хотя на своей машине ехать удобнее.

Мы пришли в поселок, в котором почти ничего не было, кроме частного пансионата и построек, которые сопровождали его стояние на берегу моря. Сам пансионат был сделан довольно иррационально — он был как будто прикручен к скале, а параллельная с ним гора, более низкая, образовывала каёмку внутреннего двора. Этажи, начиная со второго, были выше этой горки и словно бы нависали над морем. Так образовывалась некая раковина, внутри которой стояло несколько автомобилей, там же — какая-та местная закусочная, и рядом — павильон. Всё это было очень компактно, очень сжато.

Музыка еще играла. Я представлял себя одним из племени древних цыган, которые потерялись во времени на долгие века.

— Здравствуйте, — сказал Иван, — у вас можно пообедать?

Удивительно, но мы сразу же попали на хозяина. Он мне сразу не понравился. Словно бы душа у него была пыльная, и он её не протирал и не собирался. Он был худощав и светел, и в голове этот свет отзывался странными мыслями. Впрочем, я был настроен прогрессивно, и море продолжало светиться в моей голове.

— Да, — сказал он, — в принципе.

— Иван, — сказал Иван.

— Иван приехал из-за границы, поэтому, он не везде ориентируется, — сказал я, — он может задавать странные вопросы и казаться наивным. Для него вполне нормально, что пообедать можно едва ли не в каждом доме.

— Меня зовут Геннадий, — ответил хозяин, — пообедать можно. У меня только начинается сезон, и первых посетителей я ожидаю только на следующей неделе. Если вы путешествуете, можете остановится у меня.

— Нет, хотя бы — небольшой обед.

На этом и сошлись. Геннадий позвал дежурного работника, который и послужил нам и поваром, и барменом. Мы сидели в пустом кафе, разбавленном звуком телевизора, прикрепленного к стене. В нашем распоряжении были первое и второе блюдо, а также немного водки. Геннадий на некоторое время составил нам компанию, и Иван вкратце рассказал о своих впечатлениях.

— У вас хорошо.

— Скоро будет открытие. Здесь будет много людей.

— Все очень оригинально.

— Вполне.

Я думаю, он нам не доверял, так как его глаза привыкли к неким стандартам. Всё правильно — какие-то пешие ребята, никакой техники, никакой продвинутой накрутки. Хорошо, что Ивану это было параллельно. Оно, быть может, таково было и мне. Тем более, что очень скоро мы расплатились и вышли, чтобы поймать на трассе попутку.

— Класс, — сказал водитель.

— Класс, — ответил водитель.

— А вы, если чисто вот так, — сказал он, — давайте я вас высажу на повороте. Там…. Там увидите… Не буду ничего говорить. Серьезно. Только спасибо скажете. Там пойдете между морем и железной дорогой. Так и идите. Но ничего говорить не буду. Тем более, что вы — не местные. Я серьезно. Не вру. Могу сразу довезти, но лучше так. Поверьте мне.

Всё это было хорошо. Особенного после Геннадия. Я думаю, что пыль сердца — вещь навсегда ощутимая. Это налёт. Краска. Наверное, лучше всего ничего не чувствовать.

Когда-то я хотел быть важнее. Мало чему удивляться. Ощущать себя неким пауком, вбирающим информацию и хранящих на всех своих ногах. Со временем, когда цель уже виделась достижимой, я полагал, что это может привести меня ко вселенской скуке. Теперь же было что-то среднее. Мог ли я, например, ожидать, что знание — это не сила, но скука? Тогда представьте себе смерть-скелет. Это даже не демон. Это вечное дерево, которое стоит ночью на скале. Ветер жуткий. Море черное и страшное. И в то же время, совсем недалеко дует ветер, и он еще страшнее. Еще вчера ты существовал. А сегодня — лишь тени дел твоих. Но дерево-скелет давно высохло. Хотя завтра оно прыгнет на коня, и вместе они поедут со скрипом по дорогам. И будет такой же ветер. И посетит себя самого в баре, который стоит непонятно где. Не важно название этого города. Может быть, он вообще стоит на трассе. Идёт мировой дождь. Водители обедают молча и скупо. Должно быть, это и не бар, но что-то собранное вместе. Тут даже есть и шест, вокруг которого крутится какая-та местная чувиха. Она, эта чувиха, и видит скелет.

— Чувиха, — говорит смерть.

— Дай денег, — просит та.

— Зачем тебе деньги?

— Ты замучила, смерть. Я знаю, что деньги не нужны. Тогда отмени жизнь. Такая умная? Отмени жизнь, и никто не будет просить денег. А так любой дурак может философствовать — мол, ах, деньги — это тлен. А что не тлен? Не есть. Высыхать. Стать деревом. Высоко, духовно, голодно. Дай денег?