Сергей Рок - Алехандро Вартан [СИ]

После обеда работа совсем не та, чем с утра. Нет, если выехать куда-то, подальше, на пару с фотографом, по пути — пару кружек самого холодного кваса, трубопроводом — прямо из Антарктиды, вместе с чувством льда, чувством как единицей городского эфира. А, ребята тут будут до вечера пахать. Ни минуты покоя. Когда же что-то такое обозначится, что-то напоминающее большой предвечерний расслабон, Главный вдруг заявится, под вечер. Офис — его дом. Даже и не поймешь, что для него важнее — жилище, как сосуд жизни, или вот — редакция, место, где сливаются биотоки бизнеса и прочий автопилот. Но это еще надо собраться.

А если представить Директора другого, должно быть, воображаемого, большого и величественного в своей темноте, в одежде из материи ночного неба, и, может быть, в черном цилиндре….

Смерть для него — лишь рецептура. Закурив, он прочтет строки.

Должно быть, он проследует дальше, к статуе Бодлера.

— Спишь? — спросит он. — Вот — живая и мертвая вода. Просыпайся. Поговорим о царстве форм нездешних.

Бодлер открывает глаза.

— Несколько раз я играл в человека, — говорит Директор, — мне сделать это не сложно, потому что, может быть, я уже играл тобой.

— Я мёртв? — спрашивает Бодлер.

— Да. Дело в том, что вон, посмотри — видишь, как закручивается спираль? Все это — механизм мира мертвых, и это вызывает жуткую тоску. Пока ты спишь, тени стихов рождают стихи иные. Ты их можешь прочесть.

— Могу, — признается Бодлер, — ты хочешь, чтобы я тебя развлекал?

— Ты же бросал вызов.

— Но жизнь — конвейер на пути к заводу по переработке, не важно, бросал ты вызов или нет. Завод — не просто слово, все, что жило, не может войти в другой мир без необходимой обработки.

— Я хочу отдохнуть.

— Иди в отпуск.

— В отпуск. Хорошо, хорошо.

Темнота синеет, на следующем обороте возникает свет ирреальный, но на каждом метре просматривается тонкая структура — спиралевидное образование наполнено спящими умами, прожитыми жизнями, забытыми книгами. Директор двигается по мосткам, он шагает по самой спирали, идет вверх ногами, огонь его сигареты отражается на лицах. Статуи — это лишь форма представления. Спиралевидный путь — отображение времени и всё тех же лиц, и сон этот вечен.

— Ну вот ты, — говорит он, — как твое имя?

Возникает тусклое пламя. Открываются глаза.

— Кто ты?

— Ты еще спрашиваешь. Я — Директор, а ты — экспонат. Пойду дальше.

Сколько было лет, веков, так и тянется эта структура. А он все идёт, и у него вполне рациональное мышление, и даже некая темная романтика включена в общий ряд. Кластеры спирали словно шкафы. Он приближается, и тут оказывается, что действительно отдельные шкафчики, и в каждом из них спит человек. Человек этот тёмен. Чем дальше уходят рукава этой странной голограммы, тем меньше света, но вот, он открывает еще один шкафчик. Женщина оживает.

— Ты была прекрасной и умерла молодой, — говорит Директор, — ты понимаешь, где ты? Понимаешь ли ты всю свою красоту, которая жива, когда уже нет памяти — потому что и тьма может помнить?

Ее взгляд почти лишен понимания.

— Идем. Видишь ли, спираль все время крутится, ты опускаешься все ниже. Всегда хотел дойти до края, но словно бы кто-то мешает. Я дам тебе немного вина, и ты оживешь, и мы не пойдем вниз — воспользуемся лифтом. Идём. Там есть свет.

— Не знаю ничего, — говорит она.

— Не важно. Мне нужно с кем-то поговорить. Знаешь, что такое «Донья Пас»? Не знаешь. Однажды я ощутил свой пробел в этой области и решил провести инсталляцию — я не уверен точно, что это именно так, потому что я хотел воспользоваться своей властью над временем и побывать на месте событий. Кто-то может сказать, что это — коллекционирование ощущений, но, скорее, это попытка прожить больше, чем ты можешь — даже при всех своих возможностях я не успеваю посетить все, что я хочу. Итак, слушай.

Они входят в лифт и едут наверх. Они поднимаются наверх и стоят на палубе корабля «Донья Пас».

— Смерть как кнопка — тривиальная вещь. И ты умерла по ее нажатию. Если ты не видишь такого механизма, фигуры, контура, это еще не говорит о том, что суть процесса не такова. Представь себе хоть что-нибудь без начала. Даже вселенную. Тебе, наверное, может показаться, что я претендую.