Карма Браун - Рецепт идеальной жены

20 мая 2018 года

Голова у Элис раскалывалась от беспокойно сигналящего грузовика, подъезжавшего задним ходом к дому. К их дому . Подъездная дорога была довольно длинной, на ней хватило бы места для двух машин, даже для трех, если те встанут бампер к бамперу. Всего за пару часов до этого они с Нейтом много раз спускались с восьмого этажа к грузовику, наполняя его пожитками – которые, словно элементы из игры в тетрис, с трудом размещались в их квартирке в Марри-Хилл, но теперь легко уместились в грузовике.

Накануне, в их последний вечер в Манхэттене, лучшая подруга Элис, Бронвин, устроила для них прощальную вечеринку. Она оделась во все черное и даже нацепила похоронную шляпку с черной вуалью, которую купила в комиссионке.

– Что? Я в трауре, – объявила она, надув губы, когда Элис удивленно посмотрела на ее шляпку. Временами Бронвин впадала в мелодраматизм – однажды, когда они с Элис жили в одной комнате, она позвонила в 911 из-за мыши, выбежавшей из-под шкафа, – но она лучше всех знала Элис, и та поняла, что, хотя со шляпкой получился некоторый перебор, чувства подружки были искренними. Еще год назад Элис высмеяла бы само предложение переехать из города куда-нибудь подальше, но все меняется, в том числе и люди. Или, как в случае с Элис, люди сначала совершают маленькую ошибку и потом разрушают свою жизнь, когда у них не остается иного выбора, кроме как измениться.

Взяв в ладони лицо Бронвин, Элис сказала:

– Я не умираю. Это всего лишь Гринвилл, понятно? Перемена к лучшему. – Она сдерживала слезы и надеялась скрыть за широкой улыбкой свою тревогу.

Бронвин видела ее насквозь.

– Перемена к лучшему, – повторила она, – этот город вообще-то слишком переоценен. – И предложила надраться, что они и сделали. Около полуночи они сбежали из переполненной гостиной Бронвин – их друзья сидели плечом к плечу в тесном, сыром помещении – и распили последнюю бутылку текилы на пожарной лестнице. У Элис начал заплетаться язык, а Бронвин и вовсе уснула, положив голову на колени лучшей подруги.

И вот после очень раннего звонка будильника и безрезультатных рвотных позывов, выпив слишком мало кофе, Элис была в мрачном настроении. Ей хотелось, чтобы грузовик перестал сигналить. Но, пожалуй, больше всего ей сейчас хотелось лечь на заросшую травой подъездную дорогу прямо под колеса грузовика, чтобы они придавили ее, избавив от похмелья. Она усмехнулась, представив себе, как Беверли будет рассказывать эту историю следующим покупателям дома.

– Ты чего смеешься? – спросил Нейт, подтолкнув Элис.

– Ничего. – Она покачала головой. – Я не могу поверить, что мы здесь.

– Все нормально? – Нейт посмотрел ей в глаза.

– Более-менее. Вот только голова у меня сейчас лопнет.

– Бедная девочка. – Нейт положил ей руку на плечи и поцеловал в висок. Свободной рукой он потер свое лицо, щурясь от яркого солнца. Темные очки были у него на лбу, но он как будто не помнил об этом. – У меня тоже похмелье.

К их облегчению, грузовик остановился, и сигнал заднего хода наконец-то умолк.

Элис передвинула очки с его лба на глаза.

– Как ты думаешь, мы можем заплатить им, чтобы они все распаковали? И мы тогда ляжем спать.

– Я думаю, мы должны экономить денежки, – ответил Нейт, и, несмотря на его мягкий тон, Элис кольнуло чувство вины. Он зарабатывал много – гораздо больше, чем Элис когда-либо получала или будет получать, – и впереди его ждала значительная прибавка, когда через несколько месяцев он сдаст свой очередной, и последний, актуарный экзамен. Плюс ко всему он был ответственным инвестором и клиентом банка. Но сейчас только его платежный чек держал их на плаву.

– Ты прав, – заключила Элис и привстала на цыпочки, чтобы поцеловать его. – Я говорила, как люблю тебя, хоть ты и забыл сегодня утром почистить зубы?

Нейт тихонько засмеялся и прикрыл ладонью рот, но Элис убрала его руку.

– Мне все равно.

Она взвизгнула, когда он обнял ее за талию и наклонил; ее рука в поисках опоры схватилась за его очки и сорвала их. Нейт дернулся, пытаясь подхватить их, и уронил Элис на тротуар. Они лежали рядом на асфальте; Элис хохотала так, что не могла произнести ни звука.