Фридеберт Туглас - Небесные всадники

— Это его вы испугались? — разошелся Куста. — Глупенькие! Да он никого не обидит. Но и к нему так просто не подступишься. Видали, у Моби нос в крови. Это же всего-навсего ежик! Идите, посмотрите!

Куста взял онучу за края и поднял. Зверек лежал там на спине клубком — ни головы, ни ног. Иголки проткнули онучу насквозь, и от этого он стал совсем беспомощным. Только полотно колыхалось от его взволнованного пыханья.

Теперь детям было на что поглазеть, и они снова забыли о времени. А Куста как расхвастался. Мол, что там ерундовый ежик! Он раз поймал большого медвежонка и точно так же в онучу замотал… Вот мороки-то было!

После таких речей еж показался детям совсем безобидным существом. Уже они присели возле него на корточки, уже и руку осмелились протянуть — чтобы сей же час с визгом ее отдернуть. И только Моби по-прежнему ворчал, ходил вокруг и никак не хотел смириться.

Они и не заметили, как солнце пошло на убыль и окрасило макушки сосен. Было так тихо, что кукованье предвечерней кукушки донеслось бы даже с самого края света. А из-под деревьев протянулись тени…

Но вот из-за леса, из дальней дали донесся мамин голос: «Стадо до-мой! Дети, ста-до до-мой!» Он долетел, перекатываясь, словно какой-то напев, еле слышно…

И они немедля пустились в путь.

Сейчас Куста снова был занят скотиной, поэтому ежика пришлось нести детям. Впереди шли сытые животные, которыми командовал Куста, за ним Март и Марет, каждый держа свой конец онучи, а между ними раскачивался, как в гамаке, уставший от всех мытарств еж. И позади всех, не видя ни стада, ни всего остального, затаив в душе злобу, плелся Моби. Он тихонько ворчал и облизывал распухший нос.

А дома-то сколько было разговоров и восторгов! Не то чтобы еж был взрослым в диковинку, но и они не обошли его вниманием, правда, каждый по-своему.

— Ах ты, боже ты мой, — вздохнула тетя Мари, — ведь и у него свое житье-бытье было. Где ж теперь его нора!

Отец посоветовал выпустить ежа за дворами на волю. Но мама сразу увидела, как погрустнели детские личики, и решила:

— Ладно, пускай денька два поиграют с ним. А там посмотрим.

Вот так еж и был водворен в ригу. В летнюю пору она пустовала, а пороги тут высокие, ежу не выбраться. Теперь зверек снова почуял свободу, но в себя пришел не сразу. Мелко переступая, он двинулся было вдоль стены, но стоило подойти к нему, как он тут же снова сворачивался в клубок.

Принесли ему мисочку молока — не захотел. Предложили хлеба — не удостоил вниманием, В ответ на любое дружеское обращение отскакивал и что-то бубнил.

Моби попробовал еще раз атаковать его, но из этого ничего не вышло. Только опять уколол нос, да еще и люди вмешались. Тийтс тоже явился взглянуть на ежа. Перемахнул высокий порог и с опаской стал приближаться. Но на полдороге остановился и выгнул спину. Нет, бес его знает, что это за чудо-юдо! Кот встряхнул лапой и с притворным равнодушием отошел. А ежик все бубнил да бурчал.

Так он и остался там на ночь один. Неслышно пришел Засыпайка и тюкнул каждого своей пуховой подушкой по голове. И вскоре весь дом спал, сраженный дневной усталостью. Однако в риге что-то шумнуло раз-другой — это еж во время своих ночных странствий опрокидывал утварь, стоявшую у стены. И отец поворачивался на другой бок и в сердцах бормотал сквозь сон:

— Оставили этого паразита…

Во всяком случае наутро молоко и хлеб пропали. А ежа после долгих поисков обнаружили под всяким хламом у стены. И он тут же снова запыхтел и ощетинился. Ничуть ему, видно, не нравились ни люди, ни самое дружеское их внимание и забота! Он только и хотел остаться один.

И все же чудо случилось: ежик подружился с детьми. Но прежде немало воды утекло.

Постепенно они узнали, что он ест, и стали таскать съестное в изобилии. А нравилось ему многое: и овощи, и всякие семена, букашки, улитки, дождевые черви.

— Такому малому это на один зуб! — говаривал отец, он как будто тоже начал привыкать к ежику. — Уж он очистит дом от мышей, и получше Тийтса!

И это было похоже на правду. Зато теперь мама подозревала ежа даже в том, что он разоряет куриное гнездо в углу риги, но никому об этом не говорила.

Как бы там ни было, немало прошло времени, прежде чем ежик стал есть на глазах у людей. Казалось, он и ходит, и ест больше по ночам. Но чем дальше, тем смелее он становился. Вот он уже ел при детях, а потом даже у них из рук. Наконец наступил день, когда дети опустились рядом с ним на корточки и осторожно потрогали его колючки. И чудо! — он хоть и попыхал слегка, но в клубок не свернулся.