– Дам тысячу, если там подождёте и привезёте назад на этот вокзал, – ответила я торопливо, совсем замерзая от холода.
– И долго ждать?
– Нет.
– Ладно, садись.
Я села в тёплый салон машины и с облегчением вздохнула. Это был миг абсолютного счастья, не основанного ни на чём, кроме внезапной смены температуры. «Русским людям недостаёт тепла, – подумала я тогда, добавив: – А Кавказу недостаёт счастья». Русский иногда бывает счастлив, сам того не ожидая, а людям на Кавказе вовсе не знакомо это чувство: они живут, будто всегда с кем-то воюют, будто кругом враги, хотя настоящий враг – внутри.
Мы приехали в небольшой посёлок на отшибе города. Улицы домов сельского типа и несколько пятиэтажек. Возле одной из пятиэтажек таксист остановил машину.
– Жду десять минут, – предупредил он.
– Хорошо.
Я вышла из машины, огляделась. Сердце моё сжалось от смутной и ломящей нутро, как русский мороз, тревоги. Зачем я приехала сюда?..
Из подъезда выбежал парень, раскрыв дверь настежь, – сам налегке, нараспашку, шапка едва держится на затылке, с бешеными пьяными глазами. Нехорошо обернулся на меня. Я быстро нырнула в сумрачное чрево подъезда – пока дверь ещё не успела закрыться.
Поднялась на третий этаж, считая номера квартир. Вот двенадцатая. Я отдышалась, пытаясь немного унять свой страх, и позвонила.
Дверь открыла полная женщина с лицом, похожим на гнилую айву.
– Вам кого? – она провела по мне сухим взглядом с головы до ног.
– Дарья Евгеньевна Зимина здесь живёт?
Взгляд женщины заметно повлажнел.
– Мы и сами не знаем, где она живёт. Уж полгода ни слуху ни духу. В Москве она болтается. А вы-то кто? Зачем она вам?
– Я знаю, где она, – ответила я. – У неё беда. Можно войти?
Женщина нехотя посторонилась.
– Вон туда, на кухню проходите. Не разувайтесь, у нас грязно…
Я зашла, достала деньги, отсчитала двадцать пятитысячных купюр и положила их на стол.
– Её увезли в Махачкалу и там продали. Вам нужно срочно пойти в полицию, объявить розыск. Дайте бумагу и ручку, я напишу вам адрес, где её держат, но вы торопиться должны, иначе ещё куда-нибудь продадут.
Из комнаты вышел худой сутулый мужик в трусах, повернул в мою сторону опухшее небритое лицо и проследовал в туалет. Очень слышно в нём зажурчал, потому что позабыл плотно закрыть за собой дверь.
Женщина с досадой захлопнула дверь в туалет и, приблизившись ко мне, спросила взволнованно:
– Так… это… украли её, что ли?.. – заплакала, глядя мне в глаза. – Господи, что же делать-то?.. Господи, к кому теперь идти-то?..
– Идите в полицию. Срочно, – повторила я. – Эти деньги для Даши и… простите за всё… Пожалуйста, торопитесь, спасите её, пока не поздно.
Мужик вылез из туалета, застыл в проходе.
– Женька, собирайся! – крикнула ему женщина. – В милицию идём, беда у нас!..
На улице таксист нетерпеливо посигналил.
– Мне пора, – сказала я. – Дайте бумагу и ручку.
– Спасибо вам… – начала было женщина, но осеклась, убежала, тут же вернулась с ручкой и листком бумаги.
Я написала адрес ресторана отца в Каспийске и ушла.
Таксист отвёз меня обратно на вокзал. Я села в первую попавшуюся электричку от Москвы, и там настоящий леденящий ужас охватил мою душу – от осознания того, что я сделала и что со мной теперь будет, от того, что со мной вообще произошло и где я теперь. Кругом всё чужое, и я одна в целом мире. В кармане у меня две оставшиеся пятитысячные бумажки да несколько мелких купюр – и больше рассчитывать мне было не на что. А возвратиться к отцу означало принять участь, возможно, даже худшую, чем у Даши Зиминой – лучше умереть на свободе, нежели впасть в яростные руки отца.
Я пыталась отогнать от себя этот ужас – я пересаживалась из одной электрички в другую по направлению в Санкт-Петербург, выходила в каком-нибудь большом с виду городе, покупала на вокзале еду и ехала дальше.
В одном городе я купила джинсы, кофту и тёплую куртку, а старые вещи выбросила в урну. Мне стало легче, но ненадолго. Чем ближе я была к Санкт-Петербургу, тем меньше становилось денег и сильнее мой ужас.
В последней перед Петербургом электричке напротив меня сидела молодая женщина, красивая блондинка, внешне напоминавшая Дашу, только намного старше. Она пристально смотрела на меня, как будто хотела что-то сказать, но не решалась. А я не могла на неё смотреть, потому что от этого мне хотелось заплакать.
Так мы и ехали всю дорогу. Она глядела на меня время от времени, а я глядела в тёмное вечернее окно, изредка поворачиваясь к ней лицом, – и когда это происходило, слёзы выступали у меня из глаз.
Читать дальше