Любовь Попова - Его птичка

____________________________________________________________________________

Как часто в своих желаниях, мы забывает о рациональности. Как часто пытаясь сделать лучше себе, удовлетворить свои хотелки, мы забываем о других. Вот и Аня так сильно жаждала показать Роме себя, что совершенно забыла и о его ревности и о его работе. На которой как вы убедились далеко не все хорошо. История с пересаженым сердцем всплыла опять. Марина что-то задумала.

Когда писала, всегда думала, что именно здесь некий переломный момент, когда над героями сгустились тучи. И секс есть, все класно, вот только он мало помогает, когда реальные проблемы нас настигают. Спасибо вам за то что читтаете мой бред)) Побегу отвечать на ваши комментарии, которые так люблю.

Прошаюсь до понедельника!!

Напоминаю о подписке на Голод. Цена 99 рублей продержится до 21 мая

Я волновалась. Пред – пред – генеральный прогон – уж и нагнали на нас страху куратор с режиссером, – вот, вот начнется, а Ромы нет. А он обещал. Он ведь не соврет? Он должен прийти.

Артур, сидя рядом на краю сцены, практический трахнул Губанову. Его рука давно и надежно поселилась в ее белом купальнике. И судя по взглядам, он бы хотел засунуть руку и в мой.

– Завидуешь? – заметила шепотом Танька, перегнувшись через Артура.

Я только повела плечом. Меня больше волновала дверь. Чертова дверь должна открыться, а она все также была словно приклеена к косяку.

– А что ей завидовать, – заметила Влада, что стояла, обнимаясь со своим парнем за нашими спинами. Она была Кармен в третьем составе. На ней тоже был как и на мне красный купальник и юбка почти в пол.

– Её мужик вон в париж возил. Айфон, там шубка.

– Не шубка, а пуховик.

– Этот пуховик стоит, как целая шуба. Я в каталоге видела.

Я пыталась слушать их стрекот, но он создавал лишь головную боль. Но и она стала лишь отголоском, когда благословенная дверь открылась и вошел Рома.

Дубленка. Джинсы. Влажные от снега волосы. Он был чертовски хорош. Мне прямо захотелось повернуться к этим дурам и показать язык. По детски, но так, чтобы все знали.

Этот крутой мужик мой.

Я улыбнулась и вдруг почувствовала влажный поцелуй на своей шее.

– Веселов, ты дебил? – ничего другого я не придумала, тут же вскочила, посмотрев на Рому.

Его улыбка стекла с лица, как воды стекает по стенке душа, где мы вчера занимались любовью. Рома замер, как вкопанный, и слушал то, что ему на ухо нудел Афанасьев. Этот хлыщ тут как тут. Достал меня своими грязными намеками.

Рассказал, как они развлекались со Ромой и какой-то Тиной. Предложил повторить такое и со мной. Урод.

Что вот он ему говорит? Какие гадости про меня рассказывает? А Рома слушает и меня взглядом жжет. Словно это я к Веселову лезу.

Но больше размышлять не было времени. Заиграла музыка. Пришлось уйти за кулисы и дождаться своего выхода. Обычно шумные студенты в раз замерли, точно зная, когда нужно выходить и что нужно вести себя как в морге. Не шуметь. Здесь, за сценой, уже все вычистили от декорационного хлама и освободили место, чтобы никто не толкался, а бордовая кулиса не ходила ходуном. Свет озарил сцену, весь остальной зал, погрузив во мрак. И вот мне словно зажглась лампочка.

Сегодня Рома увидит, как я танцую, сегодня он влюбится в меня еще сильнее.

Внутри возникло ощущение, что все мои тренировки и занятия, вся боль и время затраченное на балет… Все было ради этого момента. Ради Ромы, который должен меня увидеть.

– Давай для твоего доктора сыграем представление? – полушепотом предложил Артур, а я только и успела что раскрыть рот с вопросом, «о чем ты?», как его партия началась. Поднявшись на носки, он подмигнул мне и вышел на сцену.

Я недоумевая, спустя пару минут пошла за ним.

Я была конечно хороша. И красный купальник в облипку и юбка и черные колготки с черными блестящими пуантами. Волосы забранные наверх не мешались, пока я буквально влетала на сцену прямо в жадные руки Веселова. И когда думала про жадные, так оно и было. Он буквально впивался в меня пальцами. На разворотах прижимал слишком сильно, практически терся об меня. Когда поднимал наверх, обязательно задевал промежность. Это все было неправильно. Некрасиво. Пошло.

– Прекрати, – шипела я ему, когда наши взгляды встречались.

– Да ладно «Птичка», – передразнил он Рому, сверкая янтарем глаз. – Давай заставим папика поревновать. Может он еще чего тебе купит.

Я не успела ответить, нужно было расходиться, поднимать руки, делать резкие повороты. И просто танцевать в ритм музыке, любимой обычно, но сейчас бесконечно раздражающей.