Любовь Попова - Его птичка

Вот так бы и сидела на холоде, с отмерзшей задницей, и лицом уже полностью залитым слезами, если бы не гудок автомобиля и знакомый, высокий голос.

– Синицына, ты нам здоровой нужна. Поехали подвезу.

Мне он не нравился. Этот Олег Вениаминович.

Ни его сальный взгляд, ни вечно искривленные в усмешке губы, ни волосы, которые он постоянно откидывал назад, словно припадочный. Но я замерзла, а у него наверняка работал обогреватель, и он наверняка мне ничего не сделает, боясь расправы ректора вуза. Но самое главное, он подвезет меня к Роме, потому что сама я не решусь сесть в такси.

Да, я поеду именно к нему. И буду сидеть в подъезде или возле, и ждать. Ждать, когда он, скорее всего пьяный вернется домой. И буду оправдываться, и буду целовать, потому что не могу жить без надежды, пусть на редкую, но встречу.

Как бы я не хотела от него освободиться, собственные чувства давно загнали меня в капкан и теперь острые края, не давали мне уйти, нанося кровавые раны. На сердце и душе.

– Синицына, ты еще с нами? – насмешливо поинтересовался Афанасьев, уже успев приблизиться и помахать перед моим лицом рукой.

– Конечно, – улыбнулась я, стирая последние слезы и чувствуя, насколько затекли ноги. Все такие движение – жизнь. – Вам будет удобно меня довезти до дома?

Уточнять до какого я не собиралась.

– А ты, из какого района? А, неважно, – махнул он ладонью и очень по-джентельменски открыл мне дверь своей чистенькой, синей мазды.

– С такой девушкой, хоть на край света.

Это была настолько избитая фраза, настолько вялый подкат, что мне жуть, как захотелось закатить глаза. Но вместо этого я мило и ненатурально улыбнулась, почти что, копируя его выражение лица, и залезла в машину. На улице и так было темно, а через тонированные окна, почти не проглядывалась улица, и даже городское освещение.

– Нравится? – любовно погладил он приборную панель, на которой мигало сотни цифр, в которых я никогда не разбиралась.

– Очень, – все, таким же болванчиком ответила я, но меня уже потряхивало от нетерпения. Когда мы поедем?

Я назвала адрес и мы тронулись с места. И если Рома водил машину мягко, также, как ласкал руками, то у Афанасьева были явные неполадки в нервной системе.

Он все делал рывками. Говорил, танцевал, и вел машину. К середине пути, у меня уже не было уверенности, что я увижусь с любимым, скорее с отцом. Вот так и попадают в аварии, гоняя на желтый свет и стартуя раньше, чем загорится зеленый.

– А знаешь, сколько она стоит? – вернулся к разговору о собственных достоинствах Афанасьев. Не удивилась бы, если он прямо сейчас достанет член, чтобы продемонстрировать размер. Немного покопавшись в интернете, я знала что у Ромы все равно будет больше.

– Мне как-то неинтересно, – вежливо ответила я, и взглянула на проносившийся за окном, ночной город. На то как мелькали уличные фонари, яркие вывески магазинов и уже новогодняя иллюминация. Где-то там злился Рома и мне не терпелось увидеть его, даже раздраженно, даже в гневе. Любого. Моего.

– Очень дорого. Я ждал три месяца, пока ее привезут. У нее полная комплектация и новый комплект…

У него не затыкался рот, отчего меня стало клонить в сон. Ну, сколько можно говорить о машинах. Достал! Лучше бы его последний спектакль обсудили, провальный надо сказать. И я могу даже назвать причину такого результата. Расхлябанность. Как движений, так и поведения актерского состава. А кто виноват? Разумеется руководство, перетрахавшее половину актеров. Причем была некая уверенность, что не только женского пола.

– Ты какие машины любишь?

Серьезно? Спрашивать про машины у балерины? Это как спросить у боксера, какие лыжи он предпочитает. Впрочем, была одна машина, которая мне очень нравилась. Трахаться в ней очень удобно, как оказалось.

– Ситроены.

– Французы, – фыркнул он, скривив лицо, сворачивая на нужную улицу. – В них, конечно, есть свой класс, но двигатели слабые, лошадок мало, а скорость они набирают, как черепахи из Тодеса.

Он рассмеялся своей шутке, а я лишь улыбнулась. Вежливо. Натянуто.

– Зато Ситроены надежные, особенно если в них в аварию попадаешь.

– Здесь не спорю. Каталась, значит на французах?

– Меня катали… – я резко умолкла, вспоминая те самые карусели, на которых меня прокатил Рома в своем ситроене. Лихо так, до детского восторга и крышесносного оргазма. А о плохом быстро забываешь.

Мы добрались до нужного дома и уже подъехали к подъезду, когда вдруг Афанасьев спросил: