Любовь Попова - Его птичка

Она резко выдохнула и вцепилась ногтями мне в шею, обостряя чувства, когда я одним резким движением погрузился в горячее, влажное, до помрачения рассудка узкое пространство.

В голове толчками стучала кровь, и я шепнул ей в шею:

– Ох, Аня. Охуеть.

– О, Рома. Да, – пискнула она мне в плечо, а я сжал её бедра руками, уже прекрасная зная, как легко остаются там отметины. Мои отметины.

Последний решающий поцелуй и желание не оставило больше ничего, кроме резких движений и острого чувства нехватки воздуха.

Я натурально задыхался от того насколько естественным казался этот процесс, насколько сильно он захватывал сознание, не оставляя ничего кроме этого движения. Вглубь и назад. И снова. И еще.

– Еще! – ласкала она мою шею губами, то прикусывая, то поглаживая.

– Еще! – рычал я, откровенно насаживая на себя это идеальное тело.

Мало. Мало. Мало. Мне всегда мало. Хочется больше, сильнее, откровеннее, хочется её всю. Себе. Навсегда.

Я откинул Аню на панель, придерживая за голову и приподнимаясь, чтобы не дай бог член не выскользнул. Задрать ее свитер вместе с бельем казалось жизненно необходимым, касаться губами острых сосков самым прекрасным.

Не кончить, невозможным. Но я сдерживался.

Я слишком люблю наблюдать, как бьется в экстазе она.

– Я – толчок. – Люблю – толчок. – Тебя, – простонала Аня, снова и снова, руками держась за мою шею, словно боялась упасть от такой бешеной скачки.

Ноги уже затекли, но я продолжал толкаться внутрь, и просто наслаждаться вкусом ее кожи на груди.

Я мог бы мог прочитать лекцию на тему наивности и того, что можно говорить во время секса, а что нельзя, но меня уже накрыл эфимерно-эротический дурман.

И вот оно.

Стоило мне ускориться, откровенно втрахивая Аню в пластик панели, как она закричала и стала сотрясаться в оргазме.

Я последовал за ней, чувствуя, что кончу через мгновение. Еще пара толчков ничем не прикрытого члена в пульсирующую девичью плоть и меня накрыло осознание ошибки.

Я резко вытащил, успевая буквально за долю секунду до трагедии излиться на пол, но пара капель все равно попали на покрасневшие от трения половые губы Ани.

– Блять! – вырвалось у меня, и я резко откинул девчонку на свое сидение. Она широко открыла глаза и вскрикнула от удара плечом.

Грубо. Некрасиво. Но меня пронзил страх возможной ошибки, я достал из бардачка салфетки. Пачку кинул Ане, вторую вскрыл и стал обтирать член.

Пачка острым углом вдруг врезалась мне в висок.

– Ебанулась?

Она промолчала, поджимая губы, смотря на меня обиженно и зло.

И я отвечал тем же, словно она была виновата в том, что я первый раз в жизни не воспользовался презервативом.

Я всегда думал, что знаю, как обижается Аня. Очевидно, моя грубость стала крайней точкой.

– Ну что, ты так смотришь? Решила родить в восемнадцать лет?

Аня промолчала, и, вздернув подбородок, повернулась спиной и выскочила из машины.

– Дверь не вырви, одну машину уже разбили по твоей милости! – ляпнул я и резко замолчал. Идиот.

Она прищурилась, показала неприличный знак и со всей дури хлопнула дверью.

– Больная, – пробормотал я, в трясущейся от удара машине и запихивая, так и не опавший член в боксеры. Я уже пересел на свое место и завел двигатель. Аня так и не появилась.

– Вот только не надо снова, – рявкнул я и вылез из машины. Она шла вдоль столбов уже одетая в джинсы, но без пуховика и своей сумки.

Вот ты дебил, Сладенький. Непроходимый идиот. Сам не подумал, а на девчонку наорал.

Я не стал кричать ей вслед, а просто сел в машину и подъехал прямо к ней, открыв на ходу дверь.

– Не дури, Птичка, я виноват, – покаялся же еще. – Погорячился.

– Отстань. Я сама доеду, – буркнула она, но остановилась и обняла себя руками.

– Тогда я просто запихну тебя в машину и отвезу к себе. Прогуляешь раз в жизни занятия. Согласна?

Это подействовало. Прогуливать она не собиралась. Опустила руки, и с тяжелым вздохом забралась в машину.

Прошло наверное минут десять тягостного молчания. Я уже успел покружиться по стоянке и найти выезд.

– Если ты хочешь все закончить, то надо просто об этом сказать, а не рвать мне душу, – заговорила она.

– Рвешь душу ты себе сама, – уточнил я, лавируя по дороге. – Нечего было влюбляться. Я предупреждал, – взглянув в покрасневшее от стыда лицо.

– Значит, ты слышал.

– Лучше бы не слышал, да и без слов было понятно. И я не собирался рвать с тобой.

– Врешь, – отрезала она, сверкнув глазами.