Любовь Попова - Его птичка

Вот только у меня прошла дрожь по телу от того скрытого эротизма, что сквозило в каждом его мерном движении рук. Он словно выполнял сложнейшие па из соблазнительного, но такого порочного балета «Кармен».

Я увидела, что голова его чуть повернулась, а взгляд зацепил, трясущиеся руки, которые я заламывала, не зная, куда их деть. Он хмыкнул, негромко, но словно не сомневался в причине моего волнения.

– Синицына, если вы так и будете продолжать на меня смотреть, то я быстро переквалифицируюсь из вашего врача в…

Кого? Кого?!

Он не успел закончить фразу, а я заметила медсестру только, когда худосочное тело оказалось перед покрасневшим от стыда лицом.

– Роман Алексеевич, я отходила.

– Вы можете… – Он раздраженно дернул головой и замолчал. Медсестра стояла ни жива, ни мертва. Очевидно же, что он тоже был раздражен тем, что его перебили. Вздохнул, сдержав в себе едкий ответ, и посмотрел на свои руки, затянутые в латекс.

– Принесите со склада коробку перчаток. Это будет полезнее, чем ваш лепет, – произнёс он, возвращаясь к методичной подготовке раствора.

Я смотрела, как кивнула девушка, а сама так и не смогла определиться с дальнейшими действиями, только убрала руки за спину.

Невысокая, темненькая медсестра ушла, так и не сказав ни слова. Судя по всему, они все здесь привычные к подобному обращению со стороны молодого врача.

Так и хочется напомнить ему о вежливости.

– Это было грубо, – не стала я себя сдерживать, хотя в голове так и крутился вопрос: «В кого?»

– Вежливость сродни лицемерию, – произнес Роман Алексеевич, наконец, поворачиваясь ко мне лицом и погружая в меня острый, как скальпель, взгляд.

Я ощутила кожей, как глубоко он входит, раскрывая внутренний мир желаний, о которых я даже не подозревала.

Глаза в глаза. Воздух в стерильном помещении стал густым и терпким, как туман в горах. Захотелось открыть окно, вдохнуть воздуха, получить хотя бы пару секунд свободы. Я отвернулась, прерывая сладостный гипноз.

По телу пронеслась дрожь стыда от того, как я пела дифирамбы Роману Алексеевичу, пока лежала без сознания.

И судя по наметившейся на губах усмешке, он об этом знал.

Что он там сказал?

– Я не согласна, – проговорила всё-таки, осматривая белые стены, стеклянные шкафчики, стараясь отвлечься от его мужественности, от которой тело немело, а чувства обострялись.

Но даже стойкий запах дезинфекторов, не заглушал острого аромата мужчины, что сделал шаг по направлению ко мне.

– Ложитесь, Синицына,

–– Посмотрим, как скоро вы покинете эти благословенные стены.

Насмешливое слово, которое не показало сути его отношения к своей профессии.

Он подошел совсем близко, набрасывая тень своим крепким сильным телом, а я не могла сдвинуться с места, чтобы выполнить элементарное распоряжение и закончить уже эту пытку. Он был выше меня почти на голову, и это подавляло.

Была бы я на пуантах. В своей рабочей обуви я всегда чувствовала себя увереннее, словно взбираясь на некий безопасный пьедестал.

Подняв взгляд, я посмотрела на него снизу вверх и мгновенно задохнулась от того желания, что плескалось на дне его глаз. Они потемнели еще больше и стали похожими на грозовое небо перед долгоиграющим дождем.

– Вы любите свою работу? – снова задала я вопрос, пытаясь отдалить хоть на миг свое неизбежное падение. Отвести взгляд и сделать шаг назад оказалось сложно, словно Роман Алексеевич был светом в окне, а я мотыльком.

Получилось, и из горла вырвался вздох облегчения. Я и не заметила, как наткнулась на препятствие в виде кушетки и ноги подогнулись, вынуждая меня сесть.

– Это работа, – пожал он плечами, и прикрыл глаза, делая глубокий прерывистый вдох.

Я медленно опустилась на медицинское ложе, а он кинул взгляд сначала на моё порозовевшее лицо, на часто вздымающуюся грудь, а потом на ступни ног.

Значит, заметил. Ну, ещё бы, на операции потребовали снять все, хотя я и долго ревела, отказываясь показывать ноги. Стыдно. Просто в тот момент хотелось оставить хоть что-то своё, и не объяснять любопытным медсёстрам, почему под некоторыми ногтями запекшаяся кровь, а косточка рядом с большим пальцем выпирала так сильно.

Роман Алексеевич склонился и сам отогнул край серой футболки, рукой медленно ведя по коже, пока его палец слегка не коснулся полушария груди. Я облизнула внезапно пересохшие губы, со стыдом ощущая, как простые врачебные действия заставляют меня намокать между ног, а соски твердеть.