Александр Бизяк - Клубника под хреном

Но Нисиму не спалось. Он смотрел на звезды и о чем-то размышлял.

Позвал старуху.

– Не спишь? Вот ты скажи мне, старая карга, на кой тебе живых людей мертвецами делать? Давно ты этим промышляешь?

Старуха помолчала, а потом ответила. (Нисим был первым из ее клиентов, кто спросил об этом. И это ей польстило).

– Давно. Когда на графьев Потоцких – Вацлава и Войцеха – батрачила. А было мне тогда шестнадцать. Не девка, а наливное яблочко. Зигрфид, сын старшего Потоцкого, пялил на меня глаза, точно бык на тёлку, проходу не давал. Особенно в покосную пору. Любил смотреть, как ловко я косою управляюсь. Сначала налюбуется, а потом затащит в стог, завалит на спину и давай насильничать. А вволю надругавшись, штаны свои с лампасами натянет и улыбается, кобель: «Спасибо, ублажила, милая». И на бакенбардах кудряшки подбивает. Ну, не гад ползучий! Вот тогда-то мой терпёж и лопнул. Уж не помню, как решилась: замахнулась косой, и головы, как не было. Снесла, вместе с бакенбардами. Корчится, визжит, как резаный кабан.

На крик сбежались косари, и давай за мной гоняться. Откуда ни возьмись, прибежали Вацлав с Войцехом. Догнали в роще, придавили к дереву, и давай душить. Вот тут-то коса, моя помощница, опять меня спасла. Опомнилась, а поздно. Что я, дура, сотворила?! Головы в траве валяются, друг на дружку пялятся, языки из них повылезали. А обратно их на место не приставишь. Прихватила я косу, обтерла сарафаном и бегом в соседнее село, к крёстной бабке Антонине. Она меня в коровнике запрятала.

Ночью то ли во сне привиделось, то ли наяву, пришел ко мне Аид, повелитель преисподней. Вручает мне косу из дамасской стали и униформу с капюшоном. «Собирайся, Марфа. Сил и ловкости в тебе немеряно, с косой умеешь управляться. Определил тебе я Лиходеевский уезд. Регион вконец запущенный, в санации нуждается. Найди местечко Горемычное, обоснуйся в нем и заступай на вахту. Наводи порядок. У тебя получится. Вон как ты Потоцких порешила. Любо-дорого глядеть. Так что в нашем деле опыта тебе не занимать. А власти все равно тебя достанут, от них не спрячешься. Никакая бабка Антонина не поможет. Засудят, как серийную убивицу, и на пожизненную каторгу сошлют. В кандалы обуют. Там ты и сгниёшь».

Вот такая вот история… А что прикажешь делать? С тех пор и промышляю в Горемычном. Сегодня за тобой пришла. Подумала, засиделся в стариках, пожил достаточно, не надоело? Пора и на покой. Думала, спасибо скажешь. А ты на мое добро вон как отвечаешь…

– Пути Господни неисповедимы, – философски заключил Нисим.

Путешествие к Аиду было долгим. Старуха и Нисим менялись вахтами на веслах. Нисим Старуху люто ненавидел. И эта лютость все прибавлялась.

Наконец, береговой пейзаж резко изменился. Леса и рощи сменились уродцами-деревьями, похожими на карликов. Поля превратились в серобурые пространства. Почернела синева небес.

Старуха объявила:

– Приготовься, вступаем в Царство мертвых. Плывем по Ахерону. Впереди две реки остались: Стикс и Лета.

Нисим со страхом огляделся. Встречным курсом к ним приближалась утлая лодчонка. На веслах восседал беззубый сгорбленный старик. Это был Харон, перевозчик теней умерших.

Харон притормозил.

– Здравствуй, старая! Давно тебя не видел. Всё в Горемычном трудишься?

– Тружусь, будь оно неладно, это Горемычное…

– Да уж слыхал. Аид за профнепригодность грозится рассчитать тебя. Какого-то Нисима третий год скрутить не можешь.

– Да вот он, в лодке. Аид надумал показательный турнир устроить. Кто кого – я Нисима или он меня.

Харон зыркнул на Нисима.

– Ишь, каков налим! Ну-ну, ни пуха, ни пера тебе, старуха.

– К черту. А сам ты как? Всё на перевозках?

– На перевозках…. Работы нынче много. Вот в Брюхатино плыву, за новой партией теней.

На том и разминулись.

По обоим берегам пустоши сменились скалами. Высоченными, до самых туч. Скалы вдоль и поперек были расписаны туристами:

«Микола из Нахаловки», «Здесь были Ося с Кисой», «Настюха, я тебя люблю. Валерий»; «Привет от полтавских альпинистов!»… «И почему люди не летают? Раскинула бы руки и взмыла ввысь! Катерина из города Калинова».

Но чем ближе подплывали к резиденции Аида, тем заметнее менялась тематика автографов.

«Всех нас не перебьете, ироды!», «Мы из Кронштадта!», «Галина, береги детей!», «Самое дорогое у человека – это жизнь». «Нет, весь я не умру!», и, наконец, большими буквами: «Люди, я любил вас. Будьте бдительны! С приветом, Фучик»…

Наконец, вступили в Лету. В кромешной тьме на верху скалы угадывался замок.