Карина Верная - Обжигающая грань

В панике я начала набирать его номер, но парень не брал трубку.

Так, не накручивай! Может, просто чуть дольше задержался у сестры и не слышит телефон.

Отвлекая себя очередной серией, вздрогнула, когда на дисплее моего мобильника высветился незнакомый номер.

Дрожащим от окутавшей меня тревоги пальцем, не сразу попала на зеленую кнопку, чтобы принять вызов.

– Венера? – уточнил равнодушный женский голос, от тона которого захотелось сжаться в комок.

– Да.

– Вас беспокоят из пятой городской больницы. Кем вы приходитесь Угольникову Илье Анатольевичу?

Я как одержимая металась по узкому мрачному коридору перед отделением реанимации, беспощадно кусая губы и расцарапывая руки в кровь.

Каждая из пробегающих мимо медсестер считала своим долгом сделать мне колкое замечание, строго призывая сесть и успокоиться. Для вида я послушно подчинялась, раздраженно понимая, что если начну грубить или пререкаться, то меня запросто выгонят отсюда. И тогда точно с ума сойду от отчаяния и безысходности. Ещё и сестра Ильи может объявиться с минуты на минуту, мгновенно раскрыв мой обман о родстве с её братом и поставив под угрозу моё прибывание здесь. Я этого однозначно не вынесу.

Мне кажется, что проходит целая вечность прежде, чем из двери отделения показывается нужный врач и буквально на бегу обрушивает на меня поток неподъёмной информации.

«Кровопотеря второй степени тяжести… Закрытая черепно-мозговая травма… Перелом рёбер… Сделали операцию…» – отголоски каких-то отдельных фраз нестерпимо сдавливают виски, тотчас вызывая удушье и тошноту.

Из-за колотящей нервной дрожи и непрекращающегося шума в ушах я оказываюсь не в состоянии воспринимать его слова и, судорожно глотая слезы, по несколько раз переспрашиваю одно и то же.

Мужчина, очевидно, сильно торопится и уже откровенно сердится, поэтому остановившись у служебного лифта, коротко выдаёт:

– Вашему брату ещё повезло – считайте, что в рубашке родился. Не каждого из такого рода ДТП до больницы живым довозят. Да и операция прошла успешно. Часа через три-четыре, может, и бодрствовать уже будет, насколько это возможно при его травмах. Попросите медсестёр связаться с вами, если появятся новости, или я дам добро на посещение. А сейчас езжайте домой.

Домой? Нет. Я там в одиночестве, в неизвестности, буду точно раненый зверь в клетке биться. Без вариантов остаюсь тут. Вдруг Илья раньше придёт в себя, или срочно что-то понадобится. Но то, что врач настроен оптимистично, меня ощутимо приободрило. Даже дрожь начала потихоньку отпускать, и дыхание восстанавливаться.

Илья сильный, он обязательно скоро поправится. Всё у него будет хорошо… У нас будет.

Переговорив с медсестрой, я изо всех сил пытаюсь взять себя в руки, сдерживая очередной поток слёз, и спускаюсь в вестибюль на первый этаж. Ко мне сразу обеспокоено подбегают Олег и Лиля, одновременно спрашивая: «Как он? Что говорят?»

Озвучивая всё, что запомнила из слов врача, я снова срываюсь и плачу.

Мне безумно жалко Илью, невыносимо больно и страшно за него. Сердце мучительно разрывается от мысли, что он беспомощно лежит в реанимации с кучей порезов, ушибов и более серьёзных травм… Что ему очень плохо, и он там совсем один. А когда я осознаю, что в этой аварии Илья мог погибнуть – по коже молнией проносятся ледяные мурашки, лёгкие тотчас сковывает от липкого ужаса. И новая волна истерики накрывает с головой, не стесняясь терзать меня у всех на виду.

Лиля снова крепко обнимает: гладит по спине, волосам, успокаивает, как может. Она и так всю ночь провела со мной, заставляя надеяться на лучшее и удерживая меня от совершения необдуманных глупостей. И только благодаря ей, через Олега, удалось дозвониться до родственников Ильи и сообщить им о случившемся. Ведь мне из больницы позвонили именно потому, что никто из очевидных контактов членов семьи в телефоне парня не брал трубку, а мой номер был последним в списке входящих вызовов.

Вот я с ходу и соврала, что являюсь Илье родной сестрой, чтобы узнать, что произошло. Но девушка, сотрудник больницы, равнодушно сказала лишь то, что парень попал в аварию и находится в реанимации. Больше она в подробности не вдавалась, резко предупредив о том, что до утра приезжать в пятую городскую бессмысленно – всё равно не пустят.

Как только прервалось соединение, на меня тяжелой стеной обрушились бешеный страх и жуткая паника: грудь будто прессом сдавило, кости начало нещадно ломить, горло закупорил гигантский ком, в глазах потемнело. Если бы не саднящая внутри боязнь потери, я бы непременно рухнула в обморок. Но взамен, обхватив себя руками, вскочила и невидящими глазами рыскала по комнате в надежде понять, что мне делать. Что я могу сделать?