Если бы волосы во время «кошчинон» выщипывались, выдергивались, обычным косметическим пинцетом, ничего интересного в этом, конечно, не было бы. Но в том-то и суть, что операция производится старинным способом, с помощью обычной нитки! Впрочем, говорят, что в совсем далекие времена использовался тончайший кожаный шнурок. Оператор – он именуется «кошчин» – держит связанную в кольцо нитку двумя руками, между растопыренными большими, средними и указательными пальцами. Быстро двигая ими, то сближая стороны петли, то раздвигая их, проводя ниткой по лицу страдалицы-невесты, «кошчин» ловко выдергивает все лишние волосы возле бровей, над губой, на щеках… Словом, везде, где нужно!
Вот этот-то обряд мы и наблюдали совсем недавно здесь же, под урючиной.
В роли «кошчин» выступала тетя Мира, бабушкина знакомая. Главной «общипываемой» была, конечно, Марийка, но и несколько других женщин ожидали своей очереди, пожелав воспользоваться такой редкой возможностью.
Марийку усадили на стул, ее голову, обмотанную косынкой и откинутую назад, поддерживала одна из женщин. Тетя Мира уселась напротив, растопырила руки… Темная нитка между ее пальцами была нам отлично видна. Она непрерывно двигалась, перемещалась, соединялась, разъединялась, захлопывалась, как хищные челюсти, длинным катком прокатывалась по Марийкиному лицу, которое постепенно становилось все более красным. Бедная Марийка морщилась, кривилась, даже постанывала, а тетя Мира, приговаривая «потерпи, доченька» и ритмично покачиваясь, энергично продолжала свою работу. Нам даже казалось, что мы видим пучочки волосков между нитками!
– Ой, сейчас нос вырвет! – сказал я хохочущему Юрке.
У Марийки был хорошенький ровненький носик, который очень аккуратно располагался на ее нешироком, продолговатом личике. Вообще она принадлежала к числу девушек, которые и без косметики привлекательны. Черноволосая, с короткой стрижкой, стройная, – не полная, но и не худая, всего, как говорится, в меру – она замечательно выглядела в своем белом свадебном платье. Одно только у нас, мальчишек, вызывало ехидные замечания – это ее походка. Задик Марийки при ходьбе выкручивал, как выражался Илья, причудливые восьмерки.
Между тем дядя Миша, наделив молодых супругов невероятным количеством самых лучших качеств, выразив надежду на дальнейшие их успехи, пожелав им счастья и благополучия, закончил свою речь. На том месте, где он стоял, появился вокально-инструментальный ансамбль, довольно популярный в Ташкенте: дойра, две гитары, кларнет и певица. Зазвучала узбекская песня – старая, всеми любимая. Смуглая певица с длинными черными волосами очень хорошо ее исполняла, она и пела, и чуть пританцовывала, поводя приподнятыми руками. Танцевали ее плечи, танцевало ее длинное шелковое платье, усеянное красными розами. Танцевали, сверкая в черных волосах, золотые серьги-кольца… Тут даже мы, мальчишки, забыли о насмешках и злословии. Разинув рты, не отрываясь, глядели мы на смуглянку и подпевали ей вместе со всеми: «Гули сангам, гули сангам…»
– Первый танец – для молодых! Просим! – пригласил от микрофона гитарист, перебирая струны. Гости зааплодировали, и Робик, взяв за руку Марийку, вышел на площадку перед столами. Обычно он немного сутулился, но сегодня держался удивительно прямо, причесан был волосок к волоску и вообще выглядел даже элегантным в своем новом черном костюме. Марийка же в ее белоснежном наряде была прямо-таки создана для роли невесты. Словом, парочка была недурна.
Нежно улыбаясь друг другу, молодые медленно кружились по площадке. Танцевали они неплохо, чувствовали и ритм, и перемены темпа, двигались естественно и гибко. Они держались не вплотную, а чуть поодаль друг от друга. Так и полагается в Средней Азии вести себя молодым во время первого танца. Правила неписаные, но соблюдаются жестко. Гости ведь не просто зрители, это очень строгие экзаменаторы. Нарушишь какое-либо из правил, не сдашь экзамен, слух назавтра же поплывет по всему Ташкенту…
Молодые нежно переглядывались, переговаривались, оба выглядели влюбленными. Глядя на них, я вдруг припомнил разговор, который услышал случайно месяца за три до свадьбы.
Я играл во дворе, а за столом у шпанки разговаривали Робик и два его старших брата. Заметил я их, лишь когда до меня донесся громкий и сердитый голос отца:
– Зачем она тебе нужна? Других, что ли, мало?
Отец сидел ко мне спиной, лица его я не видел, но и по голосу, и по тому, как он размахивал руками, ясно было, что отец в ярости. Миша похлопывал его по плечу, пытаясь успокоить и тоже говорил что-то, в чем-то убеждал Робика. Всего я не мог расслышать, до меня доносились только отдельные слова: «она… с такой… семья».
Читать дальше