Валерий Юабов - Всё Начинается с Детства

Потирая рукой спину, она медленно направилась к дивану, уселась, поправила платок на голове и громко произнесла: «Инам шуд!» Изречением этим, значащим буквально «И это прошло», бабушка, очевидно, напоминала своему дорогому мужу, что она с раннего утра трудилась, чтобы покормить его, теперь она смертельно утомлена и благодарит Бога за то, что при такой нагрузке все еще жива…

Дед Ёсхаим на бабушку не глядел, он угрюмо рассматривал свой кошелек. Достаточно было ему услышать, каким тоном произнесла она «Инам шуд», и он уже знал, какую сумму потребует сегодня бабушка на расходы. Поэтому, не дожидаясь уточнений, он перешел к обороне:

– Я вчера давал тебе деньги…

– Нич-чего не осталось! – тут же прервала его бабушка. – Сегодня нужно купить… – Тут она стала загибать пальцы, перечисляя продукты: – Рис, хлеб… Сахар кончается… Рыба нужна. И мука на исходе…

– Мука? – перебил дед, поднимая густые брови. – Муку позавчера ты покупала!

– Да что ты, три недели прошло уже. Пирожки кто ел, а?

Тут терпение деда истощилось. Надо сказать, что деда очень трудно было вывести из равновесия, но бабушке это неизменно удавалось. Я не мог заранее предугадать, на каком продукте и в какой момент это произойдет, но как проявится возмущение деда, я знал отлично и с нетерпением ждал именно этой финальной сцены.

– Ищь ти, какая! – с мукой воскликнул дед Ёсхаим, чуть ли не подпрыгнув на своем стуле.

Когда и почему дед начал употреблять это в общем-то довольно безобидное выражение, передавая с его помощью высшую степень удивления и возмущения наглостью собеседницы, я не знаю. Но употреблял его дед в таких случаях неизменно. Очевидно, дело не в словах, а в том, какой смысл, какую окраску мы желаем им придать.

Никаких грозных последствий возмущение деда не имело. К некоторому моему разочарованию этим обычно и заканчивался их ежедневный поединок. То есть словесная его часть. Дальше уже происходило то, чего и добивалась бабушка: безропотная выдача денег.

Еще раз, уже шепотом, выразив свое возмущение, то есть повторив «Ищь ти, какая!», дед открыл, наконец, кошелек и отсчитал пачечку денег. При этом он покачивал головой, как бы удивляясь бабушкиным бойцовским способностям и своему поражению. Очевидно, он все же надеялся, что когда-нибудь победит…

Спрятав кошелек в карман, дед, удрученно шаркая, удалился. Почему-то он был расстроен больше, чем всегда.

Обычно перед уходом он оставлял мне на комоде деньги на мороженое. Но сегодня я не напомнил ему об этом. Из сострадания. Все же мы оба – мужчины…

Перекинув котомку за плечо, дед прошаркал через двор и скрылся за воротами. Ушел на работу…

Устроившись поудобнее на топчане у стены возле урючины, я наслаждался утренней прохладой и одиночеством. Юрка, мой дружок-братишка, пока не появлялся. Возможно, он еще спал, что-то очень уж тихо было за окнами его квартиры.

Сидеть вот так в моем любимом старом дворе, сидеть, ничего не делая, это было замечательно. После долгого школьного года, после спешки и напряжения, постоянных забот об уроках, экзаменах, отметках и о прочих неприятных вещах так приятно было расслабиться, почувствовать, что все это позади, вообще ни о чем не думать… Ни о чем! Просто сидеть, позволяя лени овладевать тобой, охватывать тебя, окутывать, убаюкивать… Нет у тебя ни желания, ни способности размышлять о чем-нибудь. Мысли как будто растворились, ушли, в голове – блаженная пустота. Полудрема. Но в этой полудреме ты почему-то с особенным наслаждением впитываешь в себя все, что происходит вокруг, во дворе. Его жизнь – а она не прекращается никогда – предстает перед тобой с необычайной яркостью, во всех своих деталях.

…Что-то куры так раскудахтались? А, это бабушка Лиза появилась в курятнике: время кормежки… Курятник от меня недалеко, возле той же стены, что и топчан. Повернувшись к нему лицом, я могу видеть все, что там происходит… Белые куры – их штук пять – суетливо топчутся, подпрыгивают возле своей кормилицы, отталкивают друг друга и непрерывно бранятся. Петух, в отличие от кур это смуглый парень, темно-коричневый, отливающий золотом, – какое-то время стоит в сторонке. Поджав ногу, похожую на толстый перекрученный прут с мозолистыми пальцами и вогнутыми внутрь мощными когтями, склонив набок золотистую головку, петух презрительно и важно наблюдает за склочницами. Насладившись домашней ссорой, этот султан, поматывая алой бородкой, начинает склевывать зерна, разлетевшиеся по сторонам, и все ближе подбирается к своим глупым женам.