Валерий Юабов - Всё Начинается с Детства

Я счастлив. Лешка – настоящий друг.

И как раз после этого урока географии на большой перемене затеяли мы игру в «ручеек». К тому времени она стала у нас одной из самых любимых. «Ручеек» – это игра для влюбленных, а как раз в четвертом классе все мы и начали влюбляться.

Разбившись на пары, мы выстраиваемся друг за другом. Пары берутся за руки, поднимают их вверх и расступаются – чтобы в середине был проход. В него вступает, пригнувшись, водящий. Он идет – и по пути хватает кого-нибудь за руку. Выбравшись из прохода, новая пара становится последней, а кто остался без пары – тот теперь водящий. Он идет следом – и хватает свою добычу… Это и есть «ручеек».

В тот день, когда мы впервые сыграли в «ручеек», раскрылось, вероятно, много тайн. Потом их стало гораздо меньше. Почти каждый из мальчишек четвертого «б» сделал свой выбор. Все прекрасно понимали, в какие пары выстроится к концу игры «ручеек». Вернее, должен выстроиться. Но – а если? А вдруг?

Шумела и грохотала большая перемена. Многоголосый говор, хохот, топот ног. И среди всего этого хаоса у стены коридора четвертый «б» – нас было пар восемь – молчаливо играл в свою спокойную, похожую на старинный бальный танец, игру.

Впрочем, спокойной она только казалась. Если бы кто слышал, как бились наши сердца! В этом свидании под сводом сомкнутых рук было что-то такое… В общем, то самое, о чем поют песни, слагают стихи – и все равно ничего объяснить не могут и никогда не смогут.

Замирали сердца и от страха. «Кого он выберет? А вдруг не меня?», «Пойдет ли она со мной? А вдруг с другим?»

Так думал и я, ныряя под сомкнутые руки и пробираясь к Ларисе. Я притрагивался к ее руке, наши пальцы вздрагивали. Мы выбирались из коридора, становились позади, не разнимая рук, поднимали их вверх. Блаженные минуты.

В старших классах мы уже не играли в «ручеек» и только поглядывали друг на друга.

Но в мечтах своих я вовсе не был таким робким. Придумывать, вспоминая прошедший день, о чем мы будто бы разговаривали с Ларисой, было совсем не трудно. Еще легче было воображать, что мы с ней вместе путешествуем – ведь я был книгочей и книги всегда наполняли мою голову мечтами о дальних странствиях, о приключениях. Я мог целыми вечерами рисовать карты острова Благодарения, на котором очутился Робинзон Крузо, я знал на этом острове каждый уголок. Только вместо Робинзона жили в его хижине мы с Ларисой. А иногда это был совсем другой остров, куда мы попадали после крушения нашего корабля. Лариска становилась моей женой. Мы крутили с ней любовь где только могли. В хижине, на берегу, под шум прибоя, в скалистом гроте.

Конечно, лучше всего было воображать это по ночам, когда уже лежишь в постели. И все было так реально, что утром приходилось смывать следы этой реальности под душем. А днем, прибежав в школу, я не мог себя заставить поглядеть на Лариску: вдруг она догадается, что я там навоображал?

Может быть, из-за этих моих пылких ночных мечтаний наши дневные отношения так никуда и не продвигались. Все оставалось без перемен: робкая дневная влюбленность и бурные ночные мечты. «Весна по имени Лариса» и жена, которую я ласкал.

Я не знаю, может ли влюбленность подростка быть абсолютно чистой романтикой. Думаю, что нет. Мы были обыкновенными подростками и чувства, которые нас обуревали в нелегкую пору полового созревания, очень часто толкали на поступки, не только далекие от романтики, не только грубые, но иногда просто чудовищные.

Да, девочкам нередко приносили конфеты. Кто-то нес портфель своей избранницы, провожая ее домой. А кое-кто мог перед уроком физкультуры подкинуть в раздевалку дохлую мышь, чтобы потом под неумолчный визг девчонок героически вынести ее за хвост – но так, чтобы дохлятина раскачивалась на ходу перед самыми девчачьими носами!

Бывало и хуже. Много хуже.

Мы идем на урок биологии. Сначала – по длинному коридору первого этажа, потом – по лестнице на четвертый этаж. И коридор, и лестница готовы обрушиться от хохота. В центре нашей группы – Серега Белунин, это он заставляет всех так хохотать. В выходные Белунин побывал на ферме и сейчас с подробностями рассказывает, как там спаривают лошадей. Соль рассказа в том, что жеребцу перед спариванием подсыпали в еду возбудитель.

– Вы бы видели, как у коня… – говорит Серега, сопровождая свои слова выразительным жестом.

Стены вот-вот обрушатся.

А Сергей – белокурый, рослый, – только чуть улыбается. Оказывается, он припас для нас сюрпризик и неторопливо достает его из кармана. Это – бумажный кулечек, в котором лежат белые шарики.