Валерий Юабов - Всё Начинается с Детства

– Кто этот Котик? Я бы ему голову оторвал! – ворчал аккуратный Игорь.

Словом, книги, чтобы почитать, мы так или иначе добывали. А вот купить, составить приличную домашнюю библиотеку – это была почти недостижимая мечта.

Купить – не означало пойти в магазин, заплатить деньги и… Нет, на магазинных полках редко бывали книги, которые нравились детям и подросткам. Издавали их мало, а распределяли очень хитрым способом. Сначала нужно было долго собирать макулатуру, то есть, всякие ненужные бумаги, тряпки. Долго – это потому, что макулатуру на книги меняли по весу. Не добрал – не получишь книгу. Да и получаешь часто не ту, о которой давно мечтаешь, а ту, что сейчас имеется. Без выбора.

Вечером, когда стемнело, мы снова собрались вокруг костра. Поговорили о битве, поспорили, успокоились.

Плексиглас конечно, не дубовое полено, но огонь его прекрасен, как всякий огонь. Мы молча сидим, наклонившись к огню, почти касаясь головами друг друга. Причудливо извиваются языки пламени, колеблются, меняют форму, то пригибаются к земле, то взметаются вверх, к небу… Мы глядим, глядим…

– Знаете что? – говорит вдруг Витька Смирнов. – Давайте встретимся вот здесь, когда окончим институты… А? Ребята, как?

– Через десять лет… – Игорь Савчук с сомнением качает головой… – Так это же… А если мы разъедемся уже?

– Эх, ты, Ункас! – обиженно фыркает Витька. – Разъедемся, переженимся…

– Стоп, стоп! – это встал Рустик и взмахнул рукой повелительно. – Стоп, господа! Господин Смидт, господин Пенкрофф, Неб… Господа, вы помните о бутылке?

– Записка! – вскочил и я. – Мы положим записку…

– И кинем в канал, – съязвил Женька Андреев. – И поплывет она по Чирчик-реке до самого моря…

– Мы зароем ее здесь, – с расстановкой произнес я. – И ровно через десять лет…

Уже через несколько минут были принесены и бутылка, и бумага, уже разыскали мы в кустах старую лопату – и при свете костра принялись за послание самим себе.

«Мы, дружбаны из близлежащих домов, – старательно выводил на листочке Рустик и перечислял наши имена, – порешили положить эту записку в бутылку, и закопать ее, и ровно через десять лет мы обещаем…»

Плотно закупорена бутылка из под лимонада, в которой лежит наша записка. Бережно укутана бутылка тряпками, завернута в целлофан. В глубокой яме, вырытой в безопасном местечке, хорошо засыпанной, утоптанной, заваленной листьями лежит наша бутылка.

А мы стоим вокруг под чистым звездным небом – и нам хорошо. Нам удивительно хорошо. Оттого, наверно, что мы понимаем друг друга. Оттого, что признали сейчас нашу дружбу чем-то очень важным для себя. И не хотим ее терять.

Из всех украшений, какие были у мамы, я почему-то особенно хорошо помню ее сережки. Те, что подарила ей бабушка Абигай. Это были действительно очень красивые старинные серьги. Бабушка когда-то сама их носила, а потом отдала дочке. Три большие жемчужины, каждая – с горошину, в каждую воткнут золотой штырек, образовывали треугольник. Его опоясывала оправа – золотая, но не чрезмерно блестящая. «Старое золото», так его у нас называли, имело благородный блеск. Надев серьги, мама удивительно хорошела. Гордо посаженная головка с большим пучком на затылке, два полумесяца – густые восточные брови, нежно изогнутый рот… Казалось, что серьги, чуть покачиваясь в маминых ушах, освещают ее лицо таинственным светом и помогают увидеть, какая она красивая женщина…

Жизнь распоряжается по-своему. Перед иммиграцией серьги пришлось продать – нужны были деньги. Нет сейчас ни мамы, ни сережек. Но я все равно вижу перед собой маму такой, как в те далекие годы. И как светились, покачиваясь, сережки – помню. Особенно в тот необычный день…

– Вставай, Валера, вставай!

Я открыл глаза.

Вот чудеса! Меня будит отец, а не мама. К тому же будит, улыбаясь во весь рот. Тоже большая редкость… И потряхивает перед моим носом какой-то штукой, чем-то вроде медали.

– Видишь это, а? Маму наградили! Орденом!

– Ух ты! – Я протянул руку. – Покажи…

– Потом, потом! Вставай скорее, поехали за цветами, пока мама спит… Одевайся, живо!

И отец убежал куда-то.

Оделся я мгновенно. Еще бы, такое событие – маму орденом наградили! Ночью, как в сказке… Необычность происходившего как бы подчеркивалась и усиливалась счастливым лицом папы. Он вообще редко радовался. А уж чтобы за маму – этого я не видел никогда.