Эрик Бутаков - Выруба

— Дынч-бах, дынч-бах. Тададададат-та тада! — ответило из глубины гардероба.

— Где ту-ма-ны сии-ни-е за ок-ноом…

— Бдзынь-бдзынь, бух. Бдзынь-бдзынь, бух! — звенели тарелки, и бухал Большой.

— Где тво-и нем-но-го гру-стны-е…

— Тырррр, тырррр, дзынь. Тырррр, тырррр, дзынь!

— И глаа-за и пее-сни руу-сски-е.

— Тададададат-та тада! Бах-бум! Дзынь-дзынь (на всякий случай).

Короче, чтобы не ломать песню, Мамонта вытерпели все три куплета и припевы, потом сделали перерыв, отобрали у него палочки, китель, нахлобучили шапку и выпроводили из Чепка, так и не угостив чаем и пирожными, которые приготовили для солистов, чтецов и музыкантов. Мамонт пообещал, что он это им запомнит!

В принципе, концерт прошел нормально.

— Чё, вы, ржоте-то, уроды? Я нормально сыграл. Я виноват, что они нихрена в роке не понимают? Чё вы мне гитару не даете? Чё я с ней сделаю? — Мамонт уже порядком набрался. — Аким караульный автомат задрочил — нихуя. А Серёжа гитару попросил — все сразу залупились, как декабристы. Ты расскажи, расскажи писаришка, как тебе полковое оружие доверили, и что ты с ним сделал!

Солнце заливало кабинет огромным жирным лучом. И если б не оконная рама, ограничивающая его почти ровным квадратом на коричневом, блестящем, крашенном полу, оно бы затопило всю комнату, и Аким бы ослеп. Но благодаря раме, квадрат только «дымился» белыми пылинками, улетающими вверх и вправо в открытое окно, меж большими столами, оббитыми сверху дерматином, для того, чтобы лучше писать. Жара. Во всём полку, так называемый, парко-хозяйственный день. Это когда в воскресенье, от нечего делать, офицеры заставляют солдат вытаскивать на солнце свои матрацы, одеяла, подушки и сушить их. А молодежь шкрябает осколками стекла полы, а потом их вновь натирает мастикой. Те, кто поумней, находит себе какое-нибудь занятие и пытаются увильнуть от работы в воскресенье. Вот и Акиму приходится прятаться (или как говорят здесь — гаситься) в штабе, делать вид, что тоже занят, поэтому за него таскают его матрац другие, а у него, типа, работы до хера. В такую жару только на лестничных площадках старых толстостенных домов, как этот двухэтажный «семеновский» штаб, в котором «работает» Аким, и можно найти прохладу. Правда, здесь легкий запах плесени (или прелости), но не противный — скорее, деревенский какой-то. Зато дышать легко и лоб не палит. Каждый звук в таком коридоре отражается громче, каждый шаг и удар входной двери предупреждает, что кто-то приперся, нужно открывать глаза и продолжать делать вид, что что-то печатаешь или малюешь тушью. Достали ходоки! Во! Явно поднимаются к Акиму в кабинет. Берутся за ручку двери, сейчас откроется и кто-нибудь что-нибудь да объявит (чтоб он был здоров!) — чего не спиться людям в такую жару?

— Здорово, сержант, — приветствует Акима жирный, здоровый Зампотыл полка, майор Жидков.

— Здравия желаю, товарищ майор, — отвечает Аким и приподымается со стула.

— Чё, спишь, писарюга-захребетник? — спрашивает зампотыл в своей коронной манере: немного нагло, немного вульгарно, но, зная, что он здесь основной.

— Никак нет, товарищ майор, работы много — шеф задание дал к понедельнику…

— Ты это своему психологу расскажи! — обрывает его майор, грузно садится на стул, снимает свою «крутую», влажную по краю от пота фуражку, обтирает лоб платочком, закуривает сигарету с фильтром и пускает густой дым в толстый солнечный луч. — Давай, не еби мозги, собирайся — поедем.

Ехать куда-нибудь с зампотылом в принципе, а, тому паче, в воскресенье, это означает, что что-то нужно будет таскать, а раз он берет «проверенного писарюгу», значит что-то нужно будет пиздеть. Не было печали! Но зампотыл, считай, второе лицо в полку, и ссорится с зампотылом писарю, который, кстати, числится начальником какого-то мифического хранилища, чтобы в нужное время можно было получить все выгоды от этой должности (поздно просыпаться, не ходить на построения, уклоняться от нарядов и, при залетах, всегда надеяться на Житкова, что выручит), не разумно. Поэтому, на всякий случай, не оправдываясь и, не ища повода остаться, Аким спрашивает:

— Куда?

— Есть разница? — подняв свои глаза, выпученные, как у Винокура, спрашивает майор.

— В общем-то, нет — я так спросил: что брать-то?

— Ничего брать не надо, — проверив реакцию подчиненного и, поняв, что всё в порядке, ответил зампотыл. — Возьми собой молодого и через пару минут жду вас у КПП. Там «Урал» стоит полный боеприпасов — поедем расстреливать.