Эрик Бутаков - Бульвар Постышева

— У меня вот здесь боль адская, — сказал Архип, показывая на правый бок.

Доктор потрогал, определил перелом ребер, сказал, что нужно сделать рентген, сказал, что это чуть позже, а пока…

Поменяв повязку на голове (ухо горело, но, «кажысь, хрящ прирос на место», как сказал доктор), осмотрев швы на переносице, перебинтовав заново руку, доктор, казалось, выполнил положенную процедуру. Сделав шаг назад, он посмотрел на Архипа. Скрутив губы дудочкой, потерев нос, врач пробурчал: «Н-да, уж», и пошел в угол кабинета, где стояли стол и шкафы, заваленные бутылочками, пузырьками, коробочками и коробками, и множеством (беспорядочно торчащих отовсюду) рекламных листовок известных фармацевтических фирм.

Он что-то помараковал у прозрачного «шкапчика» с лекарствами и никелированными банками, достал какой-то пузырек, набрал из него светло-зеленой жидкости в шприц, и предложил Архипу встать и приспустить штаны.

Архип повиновался, за что и получил укол.

— Ладно, — выдохнул доктор. — Нужно будет ещё прокапать. Идем в палату.

В девять притащился легавый.

— Где моё ружье? — сразу ему задал вопрос Архип, находясь в состоянии нового капанья кислого амина и капрона.

— В дежурной части, до выяснения обстоятельств, — ответил молодой милиционер.

— Вы мне какую-нибудь бумажку выпишите, что оно у вас. А то у меня могут начаться проблемы.

— Выпишем, выпишем. Всё выпишем. Проблемы у тебя уже начались.

— Не смеши, я не сделал ни одного выстрела, а нож в меня воткнули, — и Архип приподнял перемотанную руку. А потом разозлился и добавил: — Мы, что на «Ты» перешли?

— Виноват, — штампованно ответил дознаватель.

— Ещё как! — подтвердил Архип. — Показаний давать не буду — болен! После переговорим. И ружьё мое не потеряйте?

Милиционер был бессилен, что-либо сделать, хотя обозначил попытку, все-таки мирно (под протокол) побеседовать. Начал заходить издали.

— Слушай, голова кружиться, не соображаю — могу такого нагородить. Поймали наркоманов? — вставил Архип в паузу между его мягких вопросов.

— Одного поймали со сломанной челюстью.

— Кто такой?

— Седой, пожилой, в клетчатой рубахе, — зачем-то про рубаху сказал милиционер. — Был такой?

— Нет, — ответил Архип. — Кажется, не было. Там все молодые были.

А на душе просто расцветали сады — сломал, значит, челюсть! Это я его прикладом! Это хорошо! Значит, возможно, где-то в соседней палате лежит. Не один я маюсь! И тут же пришел вопрос:

— Мне бы посмотреть на него, в какой он палате?

— Он не здесь, он на рынке.

Ещё лучше! У Архипа, честно говоря, не было желания лежать с ним по соседству и, вообще, общаться с ментами.

— А как Ринат? Жив татарин? — вспомнил Архип.

Он почему-то был уверен, что Рината уже нашли. А как иначе? Ринат должен объявиться, а то, действительно, с оружием могут быть проблемы.

— У того всё нормально — отделался ссадинами. Дома. С похмелья болеет. Вкратце рассказал, что и как, но не всё. Так с чего всё началось? — не унимался оперуполномоченный.

Настроение ещё более улучшилось.

— Давай, дня через три — мне даже говорить больно — кровь горлом идет. Хорошо? Не обижайся, — Архип, от полученной информации, решил не хамить и не ссориться с властями. — Потом сам позвоню, и переговорим. Оставь свой телефон.

— Мы перешли на «Ты»? — улыбнувшись, спросил молоденький опер.

— Да, — однозначно ответил Архип.

Милиционер хмыкнул, достал свою визитку, накарябал на ней номер сотового телефона, и положил визитку на тумбочку возле Архипа.

— Вот — в любое время. Звони.

— Позвоню, — пообещал Архип.

— Ну, всё, выздоравливай, — милиционер поднялся.

Прежде, чем выйти за дверь, он оглянулся, посмотрел на Архипа, непроизвольно улыбаясь, и добавил:

— Да, круто они тебя.

— Ленту заклинило, — попытался пошутить Архип, намекая на пулемет, Анки-пулеметчицы, кто понимает.

— Какую ленту? — милиционер разворачивался, чтобы остаться.

— Иди уже, — махнул свободной от иглы, перевязанной рукой Архип, — позвоню.

— Понял! — сказал оперок и вышел.

— Чего? — спросил Архип у невольных, молчаливых слушателей — соседей по палате, остолбеневших от таких прелюдий к разговору, не поняв ни хрена, кроме того, что идет следствие, есть ружье, ножевая рана руки, кто-то ещё в больнице с поломанной челюстью, и какой-то татарин Ринат жив. — Чего застыли, милые? Семерых завалил, восьмой ушел. Сейчас на рынке с переломанным ебалом. Слышали? Наполните глаза свои надеждой. Вы меня всё равно не узнаете, встретив на улице, а я вас всех хорошо запомнил! Все-ех! Хорошо-о! — и после паузы добавил: — Шучу! Не переживайте. Всё, я — спать!