— Спасибо… — в очередной раз сказала Зента. — Но я не имею к этому отношения. Я не владею землей.
На что Миша Лапсердак немного расстроился, но не перестал быть галантным и предложил ей в подарок джинсы чуть-чуть большего, чем ей надо, размера. Зента вежливо отказалась.
Тогда Миша Лапсердак расстроился еще больше и сказал, что, если даже джинсы не совсем подходят ей по размеру, он же их ей не продает, а дарит. Значит, она вполне может их взять. Без ущерба для себя и даже с какой-то выгодой.
Зента отказалась еще раз.
Тогда Миша Лапсердак обратил внимание на небольшой новый блокнотик, который лежал перед Зентой на столе, и заметил, какой это удобный, маленький блокнотик, как раз, чтобы носить в нагрудном кармане. На что Зента сказала, что если ему так понравился этот блокнотик, она может ему его отдать. И пусть он носит его в нагрудном кармане. Ведь у Зенты нагрудного кармана нет. И, кроме того, она отдаст к этому блокнотику маленькую авторучку, потому что они идут в комплекте.
Миша Лапсердак принял подарок с удовольствием и вышел от Зенты посвистывая, вполне довольный собой.
Прошло какое-то время, и неизвестно откуда, какими судьбами и каким путем, каким образом и на какие средства, словно из воздуха, на месте старой пожарной части, прямо над первым ее этажом, стал быстро расти второй этаж, потом третий… все выше и выше вверх. Вокруг в пыли и грохоте бегал возбужденный Миша Лапсердак в своей неизменной оранжевой спортивной куртке. Ему приходилось так кричать, что к концу строительства он совершенно потерял голос и говорил, как рыба, только шевеля губами. Кроме голоса, Миша Лапсердак потерял еще килограмм десять веса и весь свой покой, но на месте старой пожарной части стояло теперь, сияя огромными, чисто вымытыми окнами, современное роскошное здание новой гостиницы.
На презентации Нина Лапсердак была в каком-то немыслимом золотом платье и бриллиантовом колье. Все это было с чужого плеча, поэтому стояло и лежало на ней комом и колом. И хоть говорили, что и то, и другое было поддельным, и то, и другое у нее после презентации забрали и увезли. Много чего говорили после этой презентации, говорили даже, что вино было чуть-чуть подкисшим, а орешки пережаренными и, кроме того, в зале не было ни одного лилипута. И это, последнее, даже настораживало.
И хоть Нине Лапсердак сразу после презентации пришлось проститься с золотым платьем и бриллиантами, скорее всего поддельными, жизнь ее в который раз переменилась. Жила она уже совсем в другой квартире — на двух уровнях, с кожаной мебелью и ванной-джакузи — и получила в собственное пользование небольшой, дамский, изящный автомобильчик. Каждое утро она лихо разворачивала свой автомобильчик у дверей “Благой вести”, позволяла себе опаздывать, а в разговоре с Зентой у нее стали проскальзывать даже какие-то снисходительные нотки. Кроме того, у нее появилась новая подруга. Вообще-то, это была вроде бы и старая подруга, вернее, старая приятельница по фамилии Поделкова, только теперь она появилась в жизни Нины Лапсердак совсем в другом качестве — в качестве самой близкой, искреннейшей и преданнейшей подруги. Поделкова смотрела теперь на Нину Лапсердак с самым неподдельным обожанием, и каждое слово Нины Лапсердак казалось ей очень значительным и умным. А так как Нина Лапсердак видела свое отражение в преданных глазах Поделковой, то и ей ее собственные слова казались очень значительными и умными. И поэтому она и позволяла себе некоторые вольные интонации, общаясь с Зентой. Вечно напуганный эмбриончик в глубине ее души наконец-то перестал всего бояться, расправил крылышки и полетел.
Нина Лапсердак все больше привязывалась к Поделковой, все больше независимости позволяла себе с Зентой и даже подумывала просить мужа заменить ее автомобильчик на чуть больший, потому что на заднем сиденье этого ее автомобильчика подруга Поделкова размещалась с большим трудом.
Между тем, гостиница Миши Лапсердака процветала, и, хоть его отношения с лилипутом Никодимовым были довольно натянутыми, жить вполне было можно. И даже жить неплохо. Однако у Миши Лапсердака оказался весьма скверный характер, ему всего было мало, он впал в раж и пошел против здравого смысла, если иметь в виду, что в каждом определенном месте у здравого смысла есть вполне определенные пределы. Он влез в долги, взял кредиты и пристроил к своей гостинице сначала очень основательное левое крыло, а потом такое же основательное правое крыло. В левом крыле он поместил ресторан, кинозал и два бара, а в правом крыле — салон красоты и тренажерный зал с бассейном. И опять провел несколько презентаций, на которых по-прежнему не было лилипутов.
Читать дальше