Елена Попова - Восхождение Зенты

Подошла официантка и вопросительно посмотрела на Зенту. Подходя к ней, она немного отклонилась в сторону, чтобы не задеть г-на Шульца. О! Каким близким и материальным он был!

— Что будете? — спросила Зенту официантка.

— Я бы выпил с тобой вина, — сказал г-н Шульц. — Вина или шампанского.

— Шампанского, — сказала Зента.

— Я не могу сказать, что мне весело, детка, — сказал г-н Шульц, пригубив шампанское. — Я ко всему здесь привык — и к хорошему, и к плохому. Расставаться всегда тяжело… Я бы хотел, чтобы ты знала, что я всегда буду с тобой. Даже когда буду очень далеко.

Зента опять всхлипнула, но г-н Шульц сделал вид, что этого не заметил.

— Детка, — сказал г-н Шульц, — тебе достался тяжелый участок работы, но я не мог поступить иначе. Если бы я еще подержал тебя в тепличных условиях, ты бы не пережила наше расставание. Тебе надо было адаптироваться, узнать, что такое жизнь, и научиться выживать одной, — г-н Шульц помолчал. — Скоро тебя опять ждут испытания. Другое дело, неизвестно, что для нас легче — испытания, это напряжение материи, — или безжизненная пустота. Ты справилась с пустотой, ты справишься с испытаниями. Главное, совершай попытки. Если из множества одна удается, есть смысл их совершать. Ты же понимаешь, реальность — это результат, а результат — это совокупность удавшихся попыток, — и г-н Шульц улыбнулся. И сказал:

— ХР?

— ХР, — ответила Зента.

В кафе все еще было безлюдно. Официантка искоса посматривала на Зенту, и Зенте казалось, что она прислушивается.

Г-н Шульц вышел из кафе вместе с Зентой. Он еще раз взял ее руку и немного подержал, а потом повернулся и быстро пошел по улице. Зента ясно видела, как его стройный силуэт в развевающемся на ветру плаще вдруг исчез, как будто г-н Шульц завернул за угол. Но Зента хорошо знала, что никакого угла там нет.

Она пошла домой, вдруг совершенно обессиленная, как будто г-н Шульц на прощанье взял с собой всю ее энергию. Она понимала, что теперь она окончательно осталась одна. Тело ее как бы обвисло. Она сняла туфли и пошла босиком, не обращая внимания на удивленные взгляды прохожих. А потом, уже у себя, запершись на ключ, отчаянно прорыдала весь вечер.

Когда прохудилось ведро, Саша Иванов стал ходить за водой с электрочайником, который ему подарили на прошлый День Победы. Обычно в этот день ему дарили какие-то совершенно бесполезные вещи, и он, почти не глядя, складывал их в чулане, где они и пропадали навечно в хаосе и пыли лет. Но, хоть в домишке Саши Иванова давно не было электричества и использовать электрочайник по его прямому назначению было нельзя, — он пригодился.

Саша Иванов, громыхая чайником, в котором наполовину оторвалась и бренчала электроспираль, осторожно спускался к реке по тропке к тому месту, где берег небольшим языком врезался в небыстрый речной поток. Саша не спеша становился на колени, чтобы быть устойчивее, одной рукой опирался о землю, а другой зачерпывал воду чайником, стараясь сделать это подальше от берега. Потом, еще медленнее, еще осторожнее, время от времени останавливаясь, чтобы перевести дух, он поднимался по тропке вверх. Воду он процеживал через марлю, а потом кипятил в небольшом котелке на печке-буржуйке. Когда вода закипала, он бросал в нее немного соды. Порой при процеживании ему попадались головастики, головастиков он помещал в банку, а потом, когда через день или через два опять отправлялся за водой, брал их с собой и выпроваживал продолжать свою жизнь обратно в реку. Перед жизнью Саша Иванов благоговел.

Все лето шли дожди. Саша каждый день топил свою печку-буржуйку и грел рядом с ней свои старые кости. Когда у него живали головастики, он часами с изумлением наблюдал за ними, за их бесконечным суетливым движением, и думал о том, как много в жизни существ, видимых и невидимых глазу. И вспоминал, как задолго до войны ему, мальчишке, учительница разрешила заглянуть в микроскоп на кишащих простейших тварей… А потом он вспоминал войну, потому что он часто вспоминал войну… Которую прошел вдоль и поперек, от звонка до звонка и вышел из которой живым… Война жила в его памяти, чадила, дымила и клубилась огромной воронкой, полной живых, и мертвых, и тех живых, которые стали мертвецами… А он как бы стоял над этой воронкой и сквозь густой туман пытался разглядеть лица… А потом он опять смотрел на головастиков и вспоминал то, что увидел когда-то в круглом глазу микроскопа… Шли бесконечные дожди. И, сидя в своем пропитанном влагой домике, Саша Иванов казался самому себе одним из этих таинственных, непонятных, копошащихся существ. Но в отличие от них, Саша Иванов все еще мучительно думал о смысле жизни.