— Вывесить траурные флаги, — сказала Зента. — Девять дней в честь памяти г-на Шульца мы будем раздавать милостыню.
Была ранняя весна, но все еще продолжал падать мокрый снег, и черное полотнище траурного флага над крыльцом “Благой вести” печально обвисало.
Уже на другой день, когда в Городе узнали, что Зента раздает милостыню, в “Благую весть” потянулся самый разный народ — старики, старухи, нищие, студенты, бомжи, домохозяйки и, наконец, просто любопытствующие. Так. На всякий случай. А вдруг даст и им. Зента давала всем. Она опустошила все запасы, истощила все резервы…
… Через несколько дней “Благую весть” было не узнать.
В кадках с пальмами валялись окурки, пробки от пивных и винных бутылок, на затоптанных коврах шелестела оберточная бумага, в туалетах засоренные унитазы ревели дикими, разными голосами. Двери в “Благую весть” не закрывались, и многие оставались ночевать, чтобы утром опять занять очередь. Поэтому все это очень скоро превратилось в ночлежку.
Зента не обращала внимания на одни и те же лица, она вообще не замечала лиц, она видела только протянутые к ней руки и давала, давала в эти руки все что могла.
…Стали приезжать из других городов, все помещения до отказа уже были забиты людьми. Люди спали у батарей, под диванами, на лестницах — во всех углах, где только можно было найти свободное место. Получив деньги, кого-то посылали за вином и тут же их пропивали. В запале, вираже, в штопоре, в угаре и дыму пьянки вынесли, продали и пропили несколько лучших ковров. Под лестницей и в туалете с руганью играли в карты, несколько раз доходило до драк, кого-то пырнули ножом, кому-то сломали ребра. И тогда подавленный отставник-майор вызывал милицию и драчунов увозили.
Как-то к вечеру, когда Нина Лапсердак хотела сменить в туалете полотенца и положить мыло, ее пыталась изнасиловать пьяная картежная компания. Потрясенная, она пробралась в комнатку секретаря-корреспондента Иры У., и там две испуганные женщины забаррикадировались стульями и просидели безвылазно несколько дней.
Одна Зента не замечала ничего. Она спала в своем кабинете, не раздеваясь. Она не ела и не пила. Рядом, совсем рядом с собой она чувствовала незримое присутствие г-на Шульца и знала — он с ней, он ею доволен. Этого было достаточно, чтобы поддерживать в ней жизненную энергию. Чтобы глубокое горе, в котором она пребывала, оттеснялось другим чувством — горькой радостью. Она видела только протянутые к ней руки и давала, давала, без устали давала в эти руки все что могла.
Наконец она как бы очнулась. И прежде всего она почувствовала, что г-на Шульца рядом с ней нет. Еще было ощущение какого-то его остаточного тепла, и казалось, что он только что вышел. Ненадолго и недалеко. И скоро вернется. Зенте страшно захотелось есть.
Было еще очень рано. Она нажала кнопку звонка, но Нина Лапсердак на зов не пришла. Тогда Зента вышла из своего кабинета и пошла по комнатам “Благой вести”. То, что она увидела, ее потрясло. Все вокруг было поругано и разгромлено. Исчезли куда-то ее чудесные, мохнатые ковры, мебель сдвинута с мест и замызгана грязью, отовсюду к ней полз тяжелый и мерзкий запах — скисшего вина, пота, дешевого табака и зловонного перегара. По углам, куда ни глянь, вповалку спали какие-то отвратительные, неизвестные ей люди… От неожиданности такая всегда сдержанная Зента вскрикнула, в этот момент из-за дивана вылезла молодая женщина — опухшая, заспанная, со спутанными волосами и скособоченным, подбитым синяком глазом и, кутаясь в наброшенный прямо на голое тело мужской плащ, бросила Зенте:
— Ты, шавка… Потише нельзя?
И, шлепая босыми ногами по полу, побежала в туалет.
Зента с трудом выбралась на лестницу и через груды тел, по ступенькам стала пробираться в комнатку секретаря-корреспондента Иры У. Прямо перед дверью, громко свистя носом, уютно спал какой-то старичок в детском пальто.
Зента постучала.
— Кто? — спросила Нина Лапсердак.
— Я, — ответила Зента.
Нина Лапсердак открыла дверь, и Зента, перешагнув через старичка, шагнула в комнату.
— Что-нибудь поесть не найдется? — спросила Зента хмуро, вместо приветствия.
Ира У. протянула ей высохшую булочку.
Зента медленно жевала булочку и прислушивалась к своим ощущениям. Еле ощутимое тепло г-на Шульца, которое она чувствовала рядом с собой еще несколько минут назад, исчезло совершенно.
Г-н Шульц не вернулся. Прошло девять дней со дня его смерти.
Зента спокойно доела булочку, стряхнула крошки с ладоней и выпила стакан воды из графина. Две испуганные женщины — Нина Лапсердак и Ира У. — следили за каждым ее движением.
Читать дальше