Виктория Витус - И еще была любовь [litres самиздат]

В Дрезденскую картинную галерею входим всей толпой, но постепенно рассасываемся по залам. Подруга, уже бывавшая в Дрездене, увлекает меня в зал, где находится «Сикстинская мадонна». Один раз взглянув на полотно уйти уже невозможно. Можно стоять часами и не дышать, будучи очарованной ее притягательной силой. На глаза наворачиваются слезы, хочется плакать, в душе поднималось что-то возвышенное и торжественное. Зачаровывает этот непонятно откуда идущий свет, гармоничные, неяркие цвета картины.

«…Отдернут занавес и перед нами небеса. По снегу облаков неслышной поступью к нам приближается, плывет прекрасная Дева. Ее лицо печально и задумчиво, а на руках Марии охваченный ужасом младенец Христос. Перед ними будущее. Картина мученической смерти Христа во искупление грехов человечества. Внизу картины вы встретите изображения двух милых юных ангелочков, чьи образы ни одно десятилетие столь любимы художниками и дизайнерами всего мира…»

Как-то так получилось, что раньше я никогда особенно не интересовалась живописью – попав сюда, открыла для себя новый мир.

– Лариса, – поучаю подругу, – не забывай, ходим с чувством собственного достоинства! Спину прямо, голову ровно, смотришь на людей с легкой улыбкой, приветливо. Если же перед тобой интересный мужик – притягиваешь взглядом (сказать проще – строишь глазки). После обильных вечерних возлияний было тяжко, но, тем не менее, так и ходили.

Так вот, сидим в холле, ждем свою группу. Рядом какой-то стенд, а на нем – газеты. Берем одну их них. Она оказывается на немецком языке – ну и что? – мы делаем вид, что читаем. Хихикаем, обсуждая происходящее вокруг. И вдруг – о, ужас! – к стенду подходит пожилой немец, берет газету и кладет в ящичек, который мы не заметили, денежку! Вот это да – за газеты то, оказывается, надо платить! А вдруг кто-то видел, как мы – не побоюсь этого слова – по своей непроходимой совковой дремучести сперли газету – (сто лет бы она нам не нужна была!)? На ватных ногах, забыв обо всем на свете, подхожу к стенду и бросаю злосчастное издание обратно на полку. Потом несемся к лифту, задыхаясь от смеха – ни о каком «чувстве собственного достоинства» нет и речи – унести бы ноги!

Берлин, дорога домой. Всюду размеренный спокойный ритм немецкой жизни. Но нашим ребятам неймется: им доставляет несказанное удовольствие горланить во всю силу своих луженых глоток «Едут, едут по Берлину наши казаки» – всю песню от начала до конца, потом еще пару раз заново – а чтобы знали! – степенные немцы даже не оглядываются – делают вид, что не замечают.

***

Ясный весенний день подходит к концу. Сижу у открытого окна за столиком парикмахерской. Маникюр – это хоть маленькое, но все же удовольствие. Рассеяно слушая россказни мастера, смотрю на городскую площадь: куда-то едут автомобили, спешат люди, а рядом в сквере уже распустились первые цветы. Весна во всей своей красе.

Вдруг прямо под открытым окном, на тротуаре, впритык к стене дома, громко взвизгнув тормозами, останавливается машина.

– «Дзынь» – сказали щипчики, и выпали из рук маникюрши.

Через мгновение Алексей, улыбаясь, садится на низкий подоконник и кладет рядом букет свежих благоухающих роз – как всегда только с клумбы:

– Лерочка, извини, опоздал немного! – а сам пахнет аэродромной пылью, самолетами, летом и… сумасшедшей любовью – она так и льется из его зеленущих глаз. Верхняя пуговица форменной рубашки расстегнута, фуражка на затылке – Иван-царевич, блин – только лука и стрел не хватает!

Из парикмахерской выношу растопыренные ручки впереди себя – на ногтях сохнет лак. Передо мной уже открыта дверца машины. Осторожно опускаюсь на переднее сидение такой же растопыркой, рядом – мой «Иван-царевич». Весело командую:

– Поехали, «ква-ква»! – впрочем, всегда считала себя только царевной…

***

Когда умер правитель, руководящий страной много лет, всем было страшно. Не могу сказать, почему, но это чувство присутствовало везде. Во Дворце тоже был проведен траурный митинг, фотография правителя в черной рамке пару дней висела на видном месте. Потом на его место пришел новый, и, решив первым делом отучить русских людей от пьянства и прогулов, ввел в стране «сухой закон». То есть, теперь на работу выпивши – ни-ни, а прогулы стали караться намного строже.

И нам, руководителям среднего звена, сразу стало легче жить – ведь из детской спортивной школы – невиданное дело! – по статье «за пьянку» уволили двух тренеров! А что бы и другим неповадно было, информацию довели до сведения всех работников народного образования. Эффект был потрясающий – мои моделисты схватились за голову и неделю обсуждают это безобразие, но всухую – без выпивки. А то ведь доходило до того, что я по утрам стояла в дверях и обнюхивала приходящих на работу мужиков: