Елена Попова - Песня блистающей химеры

— Зачем?

— Ты ж его тоже знала... — сказал Тит неуверенно и заскрипел стулом.

— Когда это было. Он меня и не помнит.

— Коржанец? Коржанец всегда все помнит. — Тит опять вздохнул. — Женское общество украшает. Потом, сама посуди, что я там один буду делать? Играть роль веселого бегемота?

В назначенный день Маша пришла в редакцию в выходных туфлях и бархатном пиджаке. Тит надел костюм, который носил редко и который был ему тесен. Машины в редакции к тому времени уже не было, сотрудников сокращали, поэтому первым делом Тит решил сократить машину. Решили ехать общественным транспортом и долго ждали автобус. Тит страдал и обли­вался потом. Думали уже поймать такси, как автобус подошел. Так что они опоздали.

У дверей ресторана при новой гостинице стояла охрана — Тит долго искал пригласительный билет и, наконец, вытащил его из кармана брюк — в смятом и неприглядном виде. Охранник с укоризной на лице расправил билет, и только тогда их пропустили.

Они опоздали, но речи в зале рядом с большим банкетным еще не закон­чились.

— Ну и слава Богу, — сказал, отдуваясь, Тит, толстый, в мешковатом костюме, вытирая лоб носовым платком. — Мне эти речи... Наслушался за жизнь-то...

Народу было много. Дамы в вечерних платьях, юные модницы, обычные на подобных мероприятиях, уверенные в себе мужчины в хорошо кроеных дорогих костюмах.

У выступавших был микрофон, довольно внятно доносились слова. И все про труд, братскую помощь, объединение усилий, прогресс и циви­лизацию.

Тит, который не так уж и плохо чувствовал себя на многочисленных засе­даниях райисполкомов и горисполкомов, среди таких же, как у него, мешко­ватых костюмов, которых несть числа пережил за свою жизнь, мучительно морщился и был даже немного растерян. А когда они перешли в банкетный зал и сели с краю большого роскошно сервированного банкетного стола, и официант стал предлагать напитки на выбор, неловко смахнул белоснеж­ную хрустящую башню — салфетку, схватил пластмассовую пальмочку, укра­шавшую салат, и даже попытался ее разрезать.

— Это не салат, — тихо сказала ему Маша. — Это украшение.

Банкет, с нескончаемыми спичами, услужливыми официантами, бес­конечными сменами блюд, был обоим в тягость. После неудавшейся попыт­ки съесть пластмассовую пальму Тит совсем приуныл и пожевал только соленый огурчик.

— Ты хоть видела этого сволочного Коржанца? — прошептал он ей на ухо. — Я очки не взял. Самое пакостное — никого здесь не знаю.

— Не жители нашего города? — пошутила Маша.

— Возможно, и жители... Только совершенно другие, — ответил Тит серьезно. — Мы здесь — пришей кобыле хвост.

Банкет все длился, спичи не прекращались, но на свободном простран­стве за столом уже собирались группами. К Титу подошел молодой чело­век и сказал:

— Вас просят подойти...

— Дозвонились, наконец, — Тит неловко развернулся на стуле и с трудом выбрался из-за стола, Маше сделал знак следовать за ним.

Их подвели к одной из групп. В центре ее стоял Коржанец. Он мало изме­нился, и Маша узнала его сразу.

— Титыч! Что ж ты тушуешься, рыба моя! — вскричал Коржанец и полез с Титом обниматься. — Все такой же толстяк! Вредно! Болезни полезут! И ее я помню, — Коржанец, покончив с объятиями, заметил Машу. — Мне за нее моя Маруся добрый год шею мылила! — Тут что-то хитрое мелькнуло в его глазах. — Так, может, исправим ошибочку? Заодно и меня выручишь. Что-то надулась моя Маруська. Пятый этаж, 510-й номер. А ведь очень обяжешь.

— Иди, — тихо шепнул Тит. — Жена — это, знаешь, жена...

Маша вышла в вестибюль и на лифте поднялась на пятый этаж. Пятьсот десятый номер был в конце коридора. Маша постучала:

— Войдите... — донесся откуда-то из глубины глуховатый, мелодич­ный голос.

Дверь не была заперта. Внизу было полно охраны, но жена Коржанца, видимо, никого не боялась. В большой гостиной никого не было.

— Кто там? — раздался все тот же голос.

Маша подошла к открытым дверям спальни и увидела женщину. Та си­дела на широкой кровати, подогнув ногу, в вечернем платье — это была крупная, рослая женщина, обнаженные, полные, белые руки, выпирающие из платья двумя валиками, делали ее фигуру еще внушительнее. Темные, гладкие волосы были схвачены на затылке в тяжелый узел и сейчас чуть растрепались, а узел сбился набок. Лицо, хоть уже и тяжелое, с круглым под­бородком и темными глазами, было красивым и сейчас. Женщина держала в руке рюмку.

— Ну? — сказала она повелительно.

— Я — Маша Александрова, — сказала Маша. — Я была у вас... Давно, правда...