Елизавета Ильина - Новая женщина, или Кругосветка на колесах

В те прекрасные времена мужчины при встрече снимали шляпы, кланялись и не глазели бесстыдно на женщин, как хамоватые ковбои. В Англии мужчины ждали, пока женщина подаст знак, что с ней можно поздороваться. Во Франции мужчины целовали женщинам перчатки. В России, если женщина роняла платочек, мужчина подбирал его и с поклоном подавал даме. Мужчины в присутствии дам садились только по их приглашению и вставали, если вставала дама. Однако же в эту Прекрасную Эпоху прекрасный образ жизни вели только представители верхних сословий. Низкие (они же подлые) сословия, не обремененные условностями этикета, наблюдали прекрасную жизнь со стороны. Если крестьяне и снимали шляпы в присутствии женщин, работавших в поле наравне с мужчинами, то лишь для того, чтобы утереть пот со лба. Редкие исключения из простонародья, которым удалось из грязи прорваться в Прекрасную Эпоху, описаны во французских и русских романах второй половины девятнадцатого века. В описываемую эпоху без шляпы на улицу могли выходить лишь представители низших классов.

Женщины не употребляли алкоголь и не курили в обществе, это считалось вульгарным. Мужчины покручивали усы и курили сигары и трубки, некоторые по-старинке нюхали табак. Взрослые люди были вежливы и учтивы друг с другом, а молодежь не фамильярничала и не занималась любовью до свадьбы. Случалось, что девица могла соблазниться и забеременеть, тогда плод запретной связи отдавали в приют, где о нем пеклись за казенный счет. Господа, декларируя свободу и демократию для всех и каждого, крайне редко признавали своих бастардов. Случалось, что кучер, возивший законных детей дворянина, которого считали совестью нации, был одним из его незаконнорожденных отпрысков. Случалось, что известные писатели гуманисты в молодости ловили девушек в полях, а много лет спустя, постарев, пытались раскаяться на бумаге и призывали нацию к воздержанию. К началу следующей и далеко не столь прекрасной эпохи открылось больше приютов для сирот и сумасшедших домов, зато нюхать табак почти перестали.

В Прекрасную Эпоху бурно развивалась промышленность и всемирная торговля, в магазинах было всего вдоволь, от свежих устриц до шоколада, и люди состоятельные все это потребляли. А люди бедные верили, что вскоре придет конец их тяготам, настанет эра справедливости, когда все, а не только богатые, будут жить сытно, чисто, с полным комфотом, – ведь так утверждали теоретики, выпустившие бродить по Европе призрак коммунизма. Прекрасная Эпоха – время научных и социальных чудес, поэтому ничто не казалось невозможным. Ничто не слишком, особенно после того, как Жюль Верн предложил покорить Луну с помощью пушки, а Герберт Уэльс изобрел машину времени.

Фантасты перестали отличаться от ученых. Империи мечтали о мощных орудиях и снарядах, способных уничтожить целые города. Фантасты описывали перспективы захвата новых планет, не размениваясь на неосвоенные территории на земле, и вовлекали ученых в горячие споры о перспективах освоения космоса. Кстати, писательский труд стал гораздо продуктивнее – на смену гусиным перьям пришла перьевая ручка! Правда, гусям от этого легче не стало…

В ту пору европейцы, т.е. белые люди, не подозревали, что все они, за редким исключением, расисты и ксенофобы. Их интерес к неграм, бедуинам и прочим аборигенам захваченных ими территорий подпитывался, в первую очередь, жадностью. Ближе к концу девятнадцатого века в моду вошли всемирные выставки, на которых, помимо достижений материальной науки, индустриальных новинок и нового искусства, демонстрировались этнографические инсталляции. Организаторы выставок знали, что европейцы желали видеть образцы экзотических народностей и племен из колониальных окраин. Известен забавный случай. На всемирной выставке в Париже перед бамбуковой хижиной сидели полуголые канаки из Новой Каледонии (куда французы ссылали уголовников, анархистов и прочих лишних людей) и кремнем точили каменные пики, чего прежде никогда в своей жизни не делали, потому что служили мелкими чиновниками в колониальной администрации. После закрытия выставки парижский музейный департамент направил их вместе с инсталляцией в турне по европейским столицам. Канаки писали прошения директору департамента, им хотелось поскорее вернуться на свои острова, к привычной теплой жизни. Не дождавшись ответа, они сбежали и тайно сели на корабль, который якобы шел на восток. Моряки, обнаружившие беглецов в трюме, объяснили, что корабль идет в Африку, но были рады помочь, кормили их, от души хохотали, слушая рассказы о глупых посетителях выставок, и помогли найти в Каире корабль, направлявшийся в Полинезию.