– Я его заберу, – твёрдо говорит она.
– Как это, заберу? – пытается возмутиться он. – Мы его добывали, рискуя жизнью… или свободой!
– Именно поэтому! И если ты хорошо подумаешь, без лишних эмоций, поймёшь, что я права.
К счастью, Виктор лучше относится к женщинам, чем многие другие мужчины и знает, когда они вот так твёрдо на чём-нибудь настаивают, это не может быть просто капризом и стоит прислушаться.
Её друг с сожалением провожает глазами пистолет, который Евгения, завернув в бумагу, прячет в свой полиэтиленовый пакет, что, если глубоко задуматься, ненамного лучше авоськи.
– Он у тебя оружие для чего просит? Поиграть или перед девочкой пофорсить?
– Ему надо одного своего должника припугнуть.
– А тот заявит в милицию. И полиция у твоего Семена сделает обыск. Сколько сейчас дают за хранение огнестрельного оружия? Не знаешь? Добавь, украденного у сотрудника органов! А там прижмут твоего Семена: где взял? А он скажет: мне друг Витя Приходько подарил.
– Не скажет, – неуверенно бормочет Виктор.
– Надейся на лучшее, а готовься к худшему!.. Какой ты, Витька, легкомысленный! Мне знакомый говорил, что собаки – нестареющие дети. А хочется перефразировать: мужчины – нестареющие дети…
– Хватит тебе ругаться! – отбивается он. – Пиво согревается от твоих разговоров.
– Больше всего я ругаю себя! – сокрушается она. – Всё же смерть Маши окончательно выбила меня из колеи. Учти, Сергей тебя найдёт! Рано или поздно.
– Не найдет. У нас большой город.
– Для его энергии даже маловат!
– Что мне теперь, застрелиться, что ли?
– Как только почувствуешь что-то неладное, немедленно увольняйся и куда-нибудь уезжай!
– Интересно, куда?
– На Крайний Север. Там живет моя подруга. С мужем! Я напишу. Поживёшь, пока не станет безопаснее.
– Приятно, что ты обо мне так заботишься.
– Потому, что волей-неволей я и в твою судьбу вмешалась. И больше не хочу ничьей жизнью рисковать!
– Понял! Но сегодня я ещё могу выпить пива? Не слишком оно повлияет на мою судьбу?
– Юморист-одиночка! – хмыкает Евгения. – А Машу всё равно не вернёшь.
Она с удивлением замечает, что произнося эти слова, почти не ощущает боли от потери. Неужели она – такая черствая?
Но тут же возражает самой себе: а память? Разве забудет она Машу? Наверное, недаром говорят: живым – живое.
– Мы будем её помнить, – словно отвечая на мысли Евгении говорит и Виктор.
И они начинают пить пиво с рыбой, закусывая всё это жареной картошкой. Тут же стоит огнетушитель с импортной шипучкой а ля шампанское.
– Вот так мы и живем, – задумчиво говорит Евгения, – смерть и рождение, радость и горе, пиво, рыба и шампанское.
– Ты чего это вдруг? – удивляется Виктор.
– Люди – существа несовершенные, – заключает она, – и в коктейле их жизни каких только компонентов нет!
– Это всё потому, – ставит диагноз её сотрапезник, – что вместо занятий любовью некоторые женщины строят из себя философов!
Кто о чём, а вшивый – всё о бане!
Домой Евгения приходит довольно рано. По крайней мере, спать ещё рано.
– У меня куча дел! – открестилась она от настойчивых попыток Виктора оставить её у себя.
Савелий обычно заезжает за ней в половине девятого, но сегодня он звонит без двадцати восемь и загадочно сообщает:
– Такое дело, Евгения, я тебя сегодня подвезти не могу. И не спрашивай, в фирме сама узнаешь.
Она не очень огорчается. Собирается не спеша и потом едет до работы самым малым ходом, не автобусом-экспрессом, как обычно, а троллейбусом. Ей даже удается сесть, и она с удовольствием читает купленную в киоске "Комсомолку".
Зато на работе её действительно ожидает сюрприз. В своем кабинете появился наконец глава фирмы – Валентин Дмитриевич. От избытка чувств ему не сидится, и он ходит по кабинету и напевает что-то бравурное.
– Здравствуйте, дорогая Евгения Андреевна. Если бы вы знали, как я вас люблю!
– Как женщину? – громко пугается она.
– Только как референта! – строго произносит он.
– Значит, вы вышли из подполья?
– Вышел! Надоело мне в этом подполье сидеть хуже горькой редьки! Думаю, лучше в камере, там хоть срок идёт. Словом, подумал и пошел в ментовку сдаваться. Спрашивают меня: "Где ты раньше был?" Боялся, говорю. Они смеются: "А сейчас уже не боишься?" Устал, отвечаю, бояться. Ну, меня допросили и отпустили: "Иди, гуляй пока. Понадобится – вызовем!" На всякий случай подписку о невыезде взяли.
Подписка, как представляет себе Евгения, значит ограничение свободы передвижения, но никак не мешает ему ходить на работу, чему, похоже, шеф рад, как ребенок!
Читать дальше