Нина Хеймец - Перекресток пропавших без вести [сборник litres]

Успел на последнюю электричку. Фонарей по дороге со станции почти не было, но они были и не нужны – путь к Витькиному дому Длинный знал наизусть. Очертания предметов сгладились в темноте: углы стали округлыми, плавные линии растворились в глубоких тенях и стелившемся по земле белесом тумане, и получалось, что то, что он помнил, что существовало в его памяти, всё больше отступая вглубь, рассыпаясь на фрагменты, которые менялись местами, делались прозрачными, сливались с чернотой и возникали снова, теперь сделалось более осязаемым, чем все, что угадывалось вокруг. Именно там проходила дорога. С каждым шагом он все больше убеждался, что совершил ошибку. Не надо было сюда приезжать, не надо. Не зря он с тех пор ни разу тут не был. «Впрочем, и повода не было, – отвечал себе Длинный, – а теперь еще и выхода нет». В мыслях он возвращался на станцию, поднимался на пустой перрон, прыгал, стараясь согреться и обмануть подступавший сон. Ждал первую утреннюю электричку. Вот и Витькин дом. Ключа у Длинного не было, но его и не подразумевалось. Замочная скважина в двери не действовала. Чтобы открыть дом, нужно было просунуть заготовленную жесткую проволоку в специально проделанное отверстие и, ловко ее повернув, подцепить собачку замка. Проволока была на месте, под лестницей.

В доме, куда не вернется хозяин, предметы кажутся более объемными – будто свет отражается от них немного иначе, подчеркивая контуры. Это, наверное, потому, что, когда на них смотришь, не видишь за ними будущих движений их владельца. Все видно, все голо, предметы прочно занимают свои места. Длинный включил свет, выключил, включил опять.

Витька ему тогда все уши прожужжал этой пещерой, говорил, там сталактиты и сталагмиты, она одна такая в наших краях. А где пещера, там и окаменелости, там и море раньше было. «Смотри, не утони там миллионы лет назад!» – смеялся Длинный. Они собирались туда вдвоем, купили карту, и никакого полигона на ней, конечно, не было. Пещеры, правда, тоже не было – только лес, поле и снова лес. Витька уверял, что она там, куда ей деться. Говорил, что разузнал, как до нее добраться. В итоге поехал туда один. У Длинного разболелся зуб, распухла щека, пришлось срочно искать врача. Полигон не был огорожен – чтобы не привлекать внимания. Кое-где, правда, поставили предупреждающие таблички, но они проржавели, краска облезла, вот Витьке ни одна на глаза и не попалась. Один-единственный выстрел, даже толком непонятно, из какого оружия. Длинный был на похоронах, но хоронить было некого. Ходили слухи, что в тот день и учений-то не было, что-то сорвалось у них там. Несчастный случай.

Глаза слипались, но ложиться спать не хотелось. Не хотелось открывать утром глаза и узнавать этот дом и себя в нем. Длинный решил сварить себе кофе. Зерна и кофемолка хранились в крашенном бежевой масленой краской шкафчике над мойкой. Джезва стояла на плите. Длинный хотел налить в нее воды, но увидел, что изнутри она заросла густой плесенью. Он хотел, было, ее отмыть, но потом вернул на место. Сидел, смотрел перед собой. Потом вспомнил: ракетница. Настоящая сигнальная ракетница в тайнике, все под той же лестницей – Витька ее выменял у речников на самодельный мотороллер и хвастался ему – вот, мол, какая полезная штука. Они хохотали, представляя, в каких ситуациях она может пригодиться.

Длинный вышел на крыльцо. Воздух был почти морозным. Тумана больше не было, но и звезд не было. Плотная черная пустота нависала над ним, обступала, ложилась на плечи. Он отступил на шаг назад и выстрелил вверх. Светящийся шарик взмыл в высоту и, задержавшись, затормозив на лету, жег небо огненными языками. Потом он погас, и Длинный вернулся в дом. Надо было устраиваться на ночлег.

Папа проснулся оттого, что что-то изменилось. Очень не хотелось открывать глаза и вообще двигаться не хотелось. Он с трудом сел. Темноты больше не было. Вернее, была, но не вокруг, как раньше, а внизу – у его рук и ног, среди корней деревьев. То, что находилось выше, поблескивало и переливалось, даже муравейник – казалось, что он мерцает и шевелится. Высоко в небе, как казалось, не очень далеко, висел светящийся шарик. Папа попытался подняться – руки и ноги плохо слушались. Тогда он пополз, скользя по жухлой листве, отталкиваясь от веток, царапая застывшими пальцами землю. Потом папе удалось встать на ноги. Он шел, и шарик светил ему, ждал его – за лесом, над крышами домов.

Существа в их множестве множеств. Сияющие муравьи. Сухие деревья вокруг них загораются и становятся гигантским, во весь мир, шатром. Если вокруг сырая трава, то шатер бархатный и черный. Иногда всё меняется, стоит повернуть голову.