Дарья Истомина - Леди мэр

Но, по-моему, было совершенно неважно, о чем мы там с ним толковали эти сорок минут.

Потому как все это время между нами шел тот самый неслышный разговор, который ведут нормальные мужчина и женщина, которых потянуло друг к другу.

В нем чувствовалось то, что называется породой. Как в элитном молодом добермане. Он был мило нескладен, путался в длиннющих руках и ногах, подергивал ноздрями тонкой резьбы, когда задумывался. И был уже научен мгновенно отключаться, когда уходил на какое-то важное решение, сосредоточиваясь только на нем. То есть от всего отгораживался, мгновенно опуская на свои темно-зеленые, почти черные глазища, какие-то невидимые щитки.

Бабы, конечно, от такого губернатора писаются…

По двум-трем фразам, в которых был помянут Кант, потому как я заметила вскользь, что дед брал штурмом Кенигсберг, ныне Калининград, и названо имя генетика Вавилова, я поняла, что его прилично подковали в университете.

Дважды при мне он разговаривал, извинившись, по телефону, причем один раз на инглише, и как бывшая «торезовка» я просекла, что это не «американский», а классический, припахивавший Оксфордом язык. Похоже, он стажировался или учился в Британии.

Во всяком случае, такой не стал бы хлопать панибратски даму по колену при первой же встрече или травить чиновничьи анекдоты. И несмотря на некоторую раскованность, было понятно, что он умеет держать дистанцию и подойти к нему очень даже непросто. Так что ни один из его сундучков я тогда так и не отомкнула.

Только почувствовала, что Алексей Палыч как-то странно вцепился в меня, как бы просвечивает и задает вопросики, к делу как бы и не относящиеся, все больше про то, как я рулила своей корпорацией «Т».

И к чувственной стороне визита это не имеет никакого отношения. Впрочем, чего там темнить?

Как каждая женщина, я уже понимала, что влипла…

Это же с ходу просекает и моя Агриппина Ивановна, когда мы вечером гоняем с нею чаи на веранде.

Когда она что-то разнюхивает, важное для нас с нею, она любому штандартенфюреру воткнет.

Я усиленно сметаю с тарелок все, что она мне подсовывает. Гаша, прислонившись к притолоке, с любопытством наблюдает за мной.

— Ну ты прямо как с голодного краю.

— Сама не понимаю, с чего на меня едун напал. Он же меня даже завтраком накормил.

— И что же нынче губернаторы трескают? Чем их государство ублажает? Фрикасе с монпансье? Устрицы с этими — которых в океанах на дохлятину ловят? Раки такие импортные… Я по телику видела… Мобстеры-лобстеры…

— Да брось ты. Оладушки, кажется. Еще что-то… Ей-богу не запомнила. Ну я же к нему не лопать пришла? Говорили, говорили.

— Об чем?

— Да так… Обо всем. Вроде бы как бы и ни о чем, но, в общем-то… Обо всем. Знаешь, как я поначалу трусила… Глаз наглый… Корпорация «Т»! А под хвостом мокро… От ужаса. А когда его разглядела… ну, думаю, если такой мужик и в шею погонит — не жалко.

— Глянулся?

— Да как тебе сказать? Еще не пойму. Вроде веселенький такой… Простоватый… Вот только глаз у него… Зыркнет исподлобья… И все… И коленки как ватные.

— Деньги на музей дал?

— Не-а.

— Чего?!

— Так просто ничего не бывает. Ну не сразу. Там же эти… комиссии, подкомиссии… Культурное наследие… То-се…

— Так… Что ж ты тогда у меня такая развеселая? Что привезла-то? Одни обещания? Или и их нету?

— Себя привезла. Тебе мало? Слушай, у тебя еще что-нибудь пожевать не найдется?

— У меня все найдется.

Гашка снимает с подоконника из-под салфетки графинчик, бокальчики зеленого стекла. Разливает. Все ясно: стрезва раскрутить меня не вышло. Пошла стадия допроса с поддавоном.

— Ну, Лизавета Юрьевна, накапаю-ка я нам с тобой моей настоечки по капелюшечке — и вместо сердца пламенный мотор!

— А что празднуем?

— Тебя, глупенькая. Сколько я тебя вот такой не видела? Глянешь на тебя… А у тебя глаз тусклый, как у воблы замороченной! И в том глазу как в зеркале только его и видать… Мухомора твоего драного… Семен Семеныча… Красавца нашего несравненного.

Я таращусь на нее.

— А сейчас пропал, что ли?

— А то нет.

Гашина наливка свалит и мамонтиху. А она охает:

— Ух, прожгло. Жизненно так. Женатый?

— Гаш, да я не спрашивала: нетактично.

— Тактично — это для других, а мы с тобой, Лизка, потерпевшие от жизни матеря-одиночки. Да еще с подкидышами. Чего ж ты про самое главное не узнала? С этого всегда начинать надо! Ну не у него… Так там небось холуев несчитано!

— Агриппина Ивановна, вы недопонимаете… — у меня уже заплетается язык. — На нем область величиной вот с такую Францию… Он лично на собственном вертолете летает… Бдит! «Мне сверху видно все, ты так и знай!» Но — не Кубань! Нет! Это там оглоблю воткнешь — тарантас вырастет! А у нас? Все с завоза. Он же губернатор, Агриппина Ивановна!