Дарья Истомина - Леди мэр

— Вы, что ли, плачете? А зачем?

— Так выходит… Ты иди спи… Ну, иди! Пожалуйста…

Кристина торчит в сиренях на своем скутере в Зюнькином дворе. Она и видит, как сматывается из Сомова Ираида Горохова, волоча набитую сумку на колесиках и две новые шубы на плече, норковую и из чернобурки.

Успела, значит, тряхануть Зюньку и к зиме затариться.

Кыся неторопливо следует за ней до вокзала. Электрички уже не ходят. Так что Горохова подсаживается в первый же пассажирский поезд Архангельск — Москва.

А Лыков и Ленчик, патрульно прочесывая ночной город, вдруг видят из своих «Жигулей», что под картонным Зиновием сидит Гришка в ночной пижамке, но с рюкзачком за плечами и упорно борется со сном, то и дело роняя голову в коленки. Лыков выбирается и приседает на корточки перед Гришкой.

— Здорово, Григорий.

— Здорово, Лыков.

— Ты как здесь оказался?

— Я шел… шел… к папке… и дошел… Он, как выпьет и из дому уйдет, всегда с этим дядей картонным разговаривает… Придет скоро…

— Хм… И не страшно было?

— Ты что, Лыков, не знаешь, как надо? Надо не жмуриться и говорить: «А мне не страшно… А мне не страшно…» Меня мама Лиза научила…

— Выходит, папки дома нету?

— Ага… Они там ругались, ругались… И он ушел… Сказал: «Все… Я сваливаю!» И ушел…

— Хм… Как интересно… А где… Ираида? Анатольевна?

— А она в командировку уехала… Вот с такой сумкой… И вот с таким чемоданом… И свои новые шубы унесла…

— В командировку, значит. Еще интересней. А ты, значит, один в доме остался?

— Ага… Я мультик посмотрел на кассете… Про Тома и Джерри… А потом смотрю — там такой замочек, с ключиком изнутри… Я его — щелк! И все!

— Ну и куда ты направляешься?

— Не знаю, Лыков. Я сюда шел-шел и немножечко заблудился. А папа здесь всегда останавливается и говорит сам себе: «Здорово, придурок!»

Сгорающий от любопытства Ленчик прыскает в кулак:

— Ну дает пацан…

— Помолчи! Ну а куда ты еще хочешь, Григорий?

— К бабе Гаше. И чтобы мама Лиза была. Вернулась чтобы. Я все жду-жду… а ее все нету и нету. А ты меня покатаешь?

— Лезь в автомобиль!

Гришка с ходу лезет за баранку.

— Чего это у них стряслось? Разбежались, что ли? Раз пацана без присмотра бросили? — шепчет Ленчик.

— Зюнька бы его не бросил. От Ираидки чего угодно ждать можно. Но чтобы — Зиновий? Похоже, что Зиновий Семеныч у нас куда-то слинял. А с чего?

— Непонятная картина. Может, парня к Щеколдиным закинем… Тут же рядом, налево — и сама Серафима Федоровна… Дом восемь…

— А ты принюхайся, Леонид, принюхайся. Чем с ихнего направления несет?

— Да вроде ничем. Только у меня нос заложен.

— Нос, младший сержант, Митрохин Леня, для сотрудника милиции — главный инструмент службы. Поважней табельного твоего Макарова. Его всегда правильно держать надо! Дерьмом уже от Щеколдиных несет… И наша задача — не вляпаться. А сохранить честь мундира в белоснежной чистоте. Соображаешь почему?

— Не-а.

— Есть у меня такое предчувствие, что, возможно, очень скоро мы с тобой Лизавете козырять будем.

— Ну и умный же вы, Сергей Петрович.

— Предусмотрительный…

Самое смешное, что, когда они привезли на мое подворье Гришку, он насчет меня особенно и не ликовал. Ну, вернулась мама Лиза из командировки. Как ему и втолковывали.

Больше всего ему понравились Красуля и Аллилуйя. Он заполучил с ходу две живые громадные игрушки — лошадку и коровку, буквально обмер от восторга и облизал их. И заявил, что спать в дальнейшем намерен только под попоной на сене, в гараже, куда мы их запихнули. Так что брыкался, рыдал и орал он, когда мы с Гашей тащили его в кроватку, — будь здоров!

Мы, конечно, с самого раннего утра ликуем…

Только Лохматик почему-то смутен, поглядывает на меня не без жалости:

— Вы же не дура, Лизавета. Наверняка новую дохлую крысу нам подбросят. Вы что? Думаете, все это их остановит?

Гаша фыркает и тут же раскидывает карты на гадание. И злится с ходу:

— Король треф, гад… Все время под руку лезет…

— Король треф — это есть Захар Ильич Кочет? — интересуется Карловна.

— Не думаю… — в сомнениях отвечает дотторе.

А они уже поцапались — король треф и король пиара…

Кочет в крайнем раздражении скрывается в кабинете Лазарева, запершись на пару с хладнокровным Юлием Леонидычем.

— Ну не ожидал… Не ожидал, Юлий. Какого-то Петюнчика приструнить не смогли.

— Я привык иметь дело с нормальными людьми. Этого слюнтяя я квалифицировал как абсолютную медузу, которая делает то, что велят. Захар, это первый прокол в моем послужном списке.