Дарья Истомина - Леди мэр

Помню тот вечер, когда впервые на нас заработала статистика…

Мы же понятия не имели, кто может быть за нас, а кому мы и на дух не нужны…

К осени из отпусков в школу подгребли учительши, и Нина Васильевна подтащила в дедов кабинет резервы. Пришли две лохматовские операционные медсестры, еще кто-то.

Кыська сидит на кофемолке и кофеварке.

Принтер выщелкивает листовки с моей программой.

Я напираю на «Долой бедность!»

Нина Васильевна и Лохматик сверяют списки избирателей. Карловна невесомо порхает пальчиками над клавиатурой компьютера.

— Кто там у нас еще по слободе, Нина Васильевна? — чешет затылок Лохматик.

— Суржикова. Евпраксия Ниловна.

— Померла. Вычеркиваю.

— И Золотухина. Марь Ивановна.

— Тоже вычеркиваю. Жаль. Хорошие были бабульки. Живые там в слободе хоть остались? — вздыхает Лохматик.

— Живых у нас по городу еще девятнадцать тысяч сто восемнадцать избирателей. Вот. Улица Клеверная, дом одиннадцать. Рогожкин Иринарх Петрович, пенсионер, шестидесяти семи лет, домохозяйка Клавдия Ивановна, пенсионерка, пятидесяти восьми лет, сын Артем двадцати семи лет, безработный. За Лизавету обещает голосовать домохозяйка. Ставьте плюсик, Карловна, — листает списки директриса.

— Извините мое полное отсутствие компетентности, но почему именно она «за»?

— Говорит, просто жалко, как Лизавету щеколдинцы затюкали.

— Я не очень понимаю термин — «затюкали».

— Да вычеркните вы ее, — ухмыляется Лохматик. — Не будет она за Лизавету. Она у меня вчера на приеме была. Остеохондроз.

— Почему не будет? Она мне обещала, — вздергивает бровь Васильевна.

— Я думаю, это московский пиарщик нас обыгрывает. Ну, змей! Щеколдинские с утра по всем дворам на окраинах яйца хозяйкам бесплатно разносят… По двадцать штук.

— Какие еще яйца?

— Инкубаторские, чтобы под своих несушек подкладывали. С Серафиминой птицефермы.

Элга задумчиво морщится:

— Это чтобы выводились… такие маленькие… щеночки?

— Индюшата. Это еще мэрша Щеколдина из Голландии уникальных индюков на развод выписала, чтобы ее прогрессивность в московской прессе отметили. Не индюки, а лошади! Вчера за каждое яйцо с бабок Серафима будь здоров лупила. А сегодня бери — не хочу.

Артур Адамыч возмущается:

— Но есть же вещи, которые не продаются, господа! Мы идем под знаменем демократических свобод!

— У тебя — свобода, Адамыч! А у нее уже наседка на импортных яйцах сидит. И вообще можете вычеркнуть к чертовой матери все окраины. И порт тоже. Там мужики который день агитационные материалы на троих разливают.

— Это противозаконно! О да! Я не имела понимания… что обстановка настолько неординарна!

— Чего там неординарного… — решаю я. — Они разливают? И мы разольем.

— Лиз! Не сходите с ума! Это аморально!

— По чуть-чуть, Карловна. По чуть-чуть!

Я уже, как выражается Лохматик, сошла с нарезки. Иду ноздря в ноздрю с щеколдинскими и повторяю за ними все их штучки…

Так, на всякий случай, звоню в канцелярию, Лазареву. Губернатор еще не вернулись. Никакого присутствия пока. Сплошное отсутствие.

А «вице»-Кочет между тем давно по-хозяйски расположился за столом Лазарева, подписывая бумаги из папки, которые ему подкладывает помощник Палыча — Аркадий.

— Ну, остальное это уже не по вашей части. Это уже компетенция самого… Алексей Палыча.

— Давай-давай… Разберусь.

Кочет внимательно просматривает остальные бумаги.

— Что-то вы слишком плотно уселись в губернаторском кресле, Захар Ильич. Сам этого не любит.

— А нечего ему шататься по этим Китаям. Сколько он уже там?

— Двенадцатый день.

— Ему-то небось там самый кайф: осьминоги в тесте, гейши, саке…

— Гейши — это в Японии, Захар Ильич. Саке тоже. В Поднебесной — исключительно ханжа!

— В какой это Поднебесной? А… ну да… Так же ихнюю империю в древности звали. Ты там протолкни, Аркаша, информашку… в московские газеты.

— Записываю…

— Так, мол, и так… Губернатор Алексей Палыч Лазарев… в поездке по провинциям с исключительным вниманием изучает детали передового китайского опыта, где и партия гегемонит, и у каждой ихней трудящейся кошки в плошке до хрена капиталистической сметаны.

— А ведь вы и так, господин вице-губернатор, нашего Лазарева во все СМИ толкаете. Да и в правительстве при любом случае — только о нем. Какой он у нас необыкновенный, динамичный, растущий…

— Очень заметно?

— Еще бы. Даже давеча вертолет его приплели: «Летающий губернатор!» Ну прямо любовь: только что не голубая… «Я вся горю, не пойму от чего…»