Дарья Истомина - Леди мэр

— Слушай, ну ты что? Совсем озверела? Хватит меня пилить!

— Черт с тобой… Не буду…

В Сомово я возвращаюсь среди ночи уже. Верхом, или, как Гашка говорит, «верхи». Кобылка, поцокивая новыми подковами, выносит меня шажком на площадь перед мэрией. Тут никого нету, кроме картонного Зюньки и патрульного «жигуля», возле которого сидят все тот же сержантик Ленчик и майор Лыков.

На этот раз дуют не пиво, потому как Лыков тут же накрывает газеткой бутыльмент и закусь.

Он выходит мне навстречу и ухмыляется озадаченно:

— То понос, то золотуха. Уже лошади по центральной площади, как по конюшням, разгуливают. Да еще белые. Лизавета!

Я, не поднимая головы, останавливаюсь и спешиваюсь, то есть сползаю задом через круп Аллилуйи вниз, потому как набила ягодицы до ужаса, от седла отвыкла, и пятая точка у меня горит синим огнем.

Но это вовсе не та боль, от которой я плачу вовсе не суровыми мужскими слезами.

— Ну ты у нас прям всадник без головы. На кой черт тебе еще и копыта? Ну, на метле я бы еще понял…

— Ой, Серега-a-a…

Я утыкаюсь ему в грудь и реву уже в голос, молотя его кулаками.

— За что, Лыков?! За что?!!

И он невольно гладит меня по голове, ничего не понимая. Только бурчит:

— Чего «За что?» «И почему?» Тебе видней… Но я же тебя предупреждал… Ну не будет тебе здесь никакой жизни… дуреха…

Дом дедов темен. В саду я привязываю расседланную Аллилуйю рядом с коровой Красулей. И прошу их:

— Вот что, девки. Не брыкаться мне тут, не бодаться. Хоть вы живите как люди.

Втихую, чтобы никого не будить, я добираюсь до кабинета и плюхаюсь в темени на дедов диван.

Подо мной кто-то испуганно вскрикивает.

Я вскакиваю и нашариваю кнопку ночника. На постеленном диване сидит Элга в ночных одеяниях, вся в креме, сонно щурится.

Я вздыхаю так, словно у меня не просто гора — целый горный хребет с плеч свалился.

— Господи, Карловна. Как же я по тебе соскучилась!

«Взвейтесь кострами, синие ночи!»

Мы рванули, как юные пионеры, и — понеслись!

Что-то случилось в тот день, когда я въехала, наподобие Орлеанской девственницы, верхом на моей несравненной Аллилуйе в город Сомово…

Не с городом — со мной!

Потом я как-то прикинула, что это были всего одиннадцатые сутки с начала моей избирательной кампании, а я прошла уже через столько событий, что раньше мне бы их на год хватило.

Это если считать с того момента, когда я впервые вступила в служебные апартаменты губернатора Алексея Палыча Лазарева.

Который все еще где-то там телепался по процветающим Китаям…

Впрочем, я о нем как-то перестала постоянно думать.

Потому как, если честно, он бросил меня в глубокие воды на выживание. И, кажется, это было испытание. Он просто смотрел — потону ли я или выплыву. Без него. Может быть, даже дожидался, когда я булькну.

Как короста на заживающей болячке вдруг скукожился, засох и отвалился мой Туманский.

Там, в его резиденции, я поняла, что никакой своей вины за собой он не чувствует, да и выставить нашу разлучницу он мог бы в момент. Но не выставил.

Ну и я впервые по-крупному обозлилась на сомовцев.

Всем было на меня глубоко наплевать.

Даже когда нас с Лохматиком грабили в электричке, никто из пассажиров не шелохнулся. Здоровенные мужики остекленели и смотрели за окна, внезапно заинтересовавшись подробностями почти осенних уже пейзажей.

Лыков тоже вильнул — сказал, что это дела транспортной милиции, и там, на рельсах, не его епархия.

Чем больше я думала о дарах с небес, подброшенных мне от неизвестного доброжелателя, тем больше грешила на Зиновия Семеныча Щеколдина. У него были какие-то заначки, оставшиеся от «мутер», аптека его прилично доилась, в конце концов, он мог втихую от всех своих просто стрельнуть приличную сумму у корешей. Ему бы дали.

Именно в эти решающие дни я вдруг поняла, что совершенно не знаю этого нового для меня города.

Слишком долго меня мотало на стороне.

То есть я видела и не столько знала, сколько всей кожей чувствовала, что в городе существует какая-то другая, тайная жизнь, куда ход мне захлопнут. Еще со времен мэрши Щеколдиной.

Как и никак не могла понять, с чего это в заштатное провинциальное поселение вброшен такой могучий и очень дорогой спец, как Юлий Леонидыч Петровский, почему на Зиновия тратятся такие крупные деньги (а они тратились!), ну а главное, с каких пирожков они так старательно перекрывают мне кислород и держат меня под мощным контролем.