Дарья Истомина - Леди мэр

— Вы, кажется, бывали у нас? С нею?

— Где это — у вас? Я не принимаю неточностей.

— У нас — это на старой теплоэлектрической станции… За переездом… Вы знаете, что это такое?

— О да! Такие громадные железные котлы, как кастрюли для Гаргантюа. Вы имели жалобу на то, что вам на починку не хватает углеродных и стальных трубок и огнеупорочного кирпича.

— Это называется шамот, мадам.

— Я знаю, что такое шамот.

— Ну так с тех пор там и конь не валялся.

— Какой именно конь?

— Дохлый.

— Я понимаю ваш юмор, господин Бобров. Это означает, что ремонт ваших кастрюль не производится.

— Именно.

— Я могу узнать, а зачем он вообще необходим, этот ремонт. Насколько я могу восстановить визуально эту картину, то она производит удручающее впечатление. Такой старый-старый огромный сарай, как ветхая мельница для Дон Кихота… Вся в отверстиях, забитых фанерой… И такая копченая труба…

— Закопченная.

— Вот именно! Это очень неэстетично и очень несовременно. А почему это кошмарное сооружение еще не снесли?

— Потому что у нас бывает зима, мадам, а зимой бывает холодно. Очень холодно. И Маргарита Федоровна Щеколдина это понимала! И держала нас в статусе резервной станции… На случай экстремальных ситуаций…

— Каких именно?

— Когда происходят аварии на главных областных магистралях, подающих городу тепло и электроэнергию… Когда холод опускается до отметки минус тридцать… И магистрали просто не вытягивают… На нитках и передачах навешано черт знает сколько городов и поселков… В общем, мы раскочегариваем наши кастрюли и выручаем местное население, к которому, надеюсь, вы причисляете и себя, мадам…

— Я тронута вашей заботой обо мне… молодой человек.

— Так, может быть, поужинаем… у Гоги?

Карловна критически рассматривает его:

— Полагаю, что я слишком возмужалая дама для вас. И потом, я предпочитаю военных. Мой мужчина должен быть зашнурован как башмак… И как минимум носить усы и саблю! Чем еще могу быть вам полезной?

— Мазутом.

— Я полагаю, что это топливо для ваших печек.

— Топок. Обычно к этому времени приходил танкер из Татарии и я заливал все емкости по горлышко — до тысячи тонн. Но сейчас я просто не знаю, что мне делать… И я не очень понимаю, что делаете здесь вы? С вашей Басаргиной?

— Минуточку… У нас все на контроле…

Элга идет к компьютеру, включает его и просматривает сводки.

— Все правильно… Законы свободного рынка несокрушимы! Для того чтобы что-то получить, надо за это что-то произвести хотя бы частичную предоплату… Вашего топочного мазута не будет.

— Что? Ни капли?

— Но у нас ведь тоже — ни копейки!

— А когда будут?

— Возможно, в январе…

— Да вы что тут? Шизанутые? Волга же закуется… Встанет… К нам ни с одним ледоколом не пробиться!

Элга выразительно тычет перстом в потолок.

— Вам туда.

— Куда — туда?

— К временно исполняющему обязанности губернатора области господину Захару Ильичу Кочету!

— Это вам — туда! Дармоедки!

Бобров в злости хочет выйти.

Карловна интимно потягивается:

— И вы больше не собираетесь пригласить меня на ужин к Гоги? Меня чрезвычайно заинтересовала проблема мазуточного топлива, то есть топочного мазута…

— Что?!

— И если совсем уж честно… С некоторых пор я просто не терплю военных, даже отставных. Я их ненавижу!

— Нет… Точно… Чистая шиза!

Валерку выносит из кабинета.

И тут в дверь входит не кто иной, как сам Кузьма Михайлович Чичерюкин.

Очень парадный.

Очень.

И даже при галстуке, что свидетельствует об обстоятельствах чрезвычайных.

Карловна с трудом сдерживает вопль.

Кузьма оглядывает кабинет и замечает:

— Ни хрена себе! Почти как у людей.

— Надеюсь, вы не ко мне? — холодно осведомляется Элга, шаря в бумагах.

— И не собираюсь. Где Лизка?

— Сегодня в городе ее не будет, если вы к ней. Я могу вас записать на прием на завтра, но не раньше четырнадцати часов двадцати минут, господин… э-э-э… Совсем не имею памяти, как вас зовут…

— Чичерюкин, — представляется Чич. — Кузьма Михайлович Чичерюкин. Начальник службы безопасности корпорации «Т»… Прошу прощения, а вас как именуют?

— Элга Карловна Станке. Первый помощник мэра этого города. Что дальше?

— Хватит валять дурака, Карловна, — вдруг устало говорит Кузьма. — Я не для того гнал сюда как псих, чтобы смотреть, как ты выдрючиваешься. Лизка влипла. Раскопай мне ее хоть из-под земли… Немедленно…