Алиса Орлова-Вязовская - Дочки-матери

– Нет, как в оперетте, – хихикала Люся. – Трембита.

Мама и бабушка возвращались с прогулки. Заглянули по дороге в коммерческий магазин, что занял помещение бывшей библиотеки. Конечно, чем же ещё в такое время? Но женщины есть женщины – любопытно стало. Наталью заинтересовал пиджак. Вроде так ничего, ткань похожа на бархат, но продавщица поглядывала снисходительно, словно собственные товары разложила, а пришли тут какие-то, будто у них денег хватит. Весь день все только и ходят, чтобы поглазеть.

– Фу, Таша! – Люся скривилась. – Смотри: и фасон допотопный, и бирка висит Версаче. Подделка – точно.

– Почему?

– Да слово «Версаче» не так пишется, – тоном знатока пояснила племянница.

Продавщица напряглась: видно было, что прислушивается. Наталья перемигнулась с Люсей. И направилась к шубе, что красовалась отдельно от других товаров, словно вывеска. Потрясла за рукав.

– Послушай, Людмил, гремит.

– Женщина, что гремит? – не выдержала продавщица. – Ерунду какую-то говорите.

– Шуба ваша гремит, – пожала плечами Наталья. – До первого снега в ней ходить.

– Вы что?! Это из Греции шуба и мех хороший – придумают же! Что с ней будет-то под снегом?

– Посыплется, – равнодушно бросила Наталья. – Намокнет и поползёт, выделка плохая – говорю же, гремит. Сами потрясите.

Расстроенная продавщица метнулась к шубе. После ухода нахальных и слишком сведущих покупательниц она не меньше получаса трясла несчастную шубу, старательно прижимая к ней ухо.

Тётя с племянницей посмеялись всласть, довольные друг другом, и направились к дому. Правда, во дворе ещё задержались, встретив Ольгу Тихоновну. Люся внутри даже расстроилась: надо же, совсем старушка стала, седая и ростом маленькая, в морщинках вся и на палочку опирается. И Павел Евгеньевич, бедненький, уж года два как умер. Но было приятно, как нахваливает и саму Люсю, и, конечно, Вадика. И такой он распрекрасный и миленький, и не капризный, и хорошенький. Понятно, что простояли у подъезда минут сорок, пока не спохватились, что скоро придёт Дима, а Вадика купать собирались.

Наталья осталась с коляской лифт ждать, Люся поднялась к почтовым ящикам. Газет они давно не выписывали, но так – по привычке. Однако вниз племянница не спешила – что там увидела? Лифт второй раз успели с верхних этажей вызвать.

– Таша, что это? Посмотри, это вообще нам? – пробормотала Люся, протягивая серый невзрачный листок.

Наталья быстро пробежала глазами – не поняла, стала читать ещё раз чуть ли не по слогам.

В бумажке сухо сообщалось, что надлежит Людмиле Андреевне Алексеевой (Ариншиной) явиться в суд по поводу взыскания с неё алиментов.

– Так алименты же на детей взыскивают, – опешила Наталья. – Ерунда какая-то, у тебя же только Вадик? Может, кто с Димы алименты требует?

– Ты что?! – крикнула Люся. – Не с Димы, а с меня! Это ошибка какая-то!

– Ну так и выкини эту дрянь в помойку и забудь, – хмуро бросила Наталья. – Повестки лично вручают, а эта в ящике болталась. Порви да выбрось.

– Тут написано повторно, и что адресата на месте не было, – горестно прошептала племянница.

– Прям не было! Я почту всегда смотрю и дома вечером бываю. Не приходили. А не вручали, так и не знаем ничего – и весь сказ! Это тебя перепутали, тоже редкое сочетание – Людмила Алексеева. Да по Москве небось не пересчитать!

– Да всё равно противно! Только у Димки наладилось с работой, а тут какие-то суды. Пока разберёмся, его с работы уволят, – Люся всхлипнула, и тут же как по команде заревел Вадик.

– Ну вот, маленького напугала, – зашипела Наталья. – Идём, дома разберёмся. Да не плачь ты, Людок, ещё никого не уволили. Ну хватит, это точно обознались. Надо было назвать тебя Евпраксия, тогда бы не привязались. Во всём городе не сыщешь, если только в деревне какой.

Диму странная повестка тоже поразила. Да тёща права: это какое глупое недоразумение и вообще опечатка. Но сходить следует хотя бы из-за того, чтобы нерадивого сотрудника на место поставить. В принципе он мог бы и просто позвонить.

– Ну да, а трубку такая же раззява снимет, – хмыкнула Наталья. – Понабирают сопливок неучёных, а людям беспокойство.

– Нет, я сама схожу, – перестав шмыгать носом, заявила Люся. – На моё же имя написано. Вот и схожу с паспортом и пусть отстанут. Нам на лекциях говорили, что с официальными бумагами надо лично разбираться.

– Я с тобой, – вскинулся Дима. – Ещё не хватало, чтобы ты там одна объяснялась – да и с мужем солидней.